небо, ну просто бальзам на мою израненную душу!
– Макс, смотри – белка!
По стволу березы скачет вверх рыжий зверек. Застыв, оборачивается и устремляет на нас глаза-бусинки.
– Сюда смотрит… – тихо произносит сын, – забавная.
Двигаемся дальше по извилистой дорожке, чтобы вскоре наткнуться на муравейник. Здесь они под охраной, пронумерованы и даже ограждены веревками на столбиках.
– А тут муравьи живут! – указываю на живой холмик. Живым он представляется из-за того, что на поверхности все время какое-то движение, тут суетятся мириады муравьев, организуя свою жизнь…
Вижу, лицо Максима искривляет усмешка.
– А это – береза! – указывает он на ближайшее дерево. – А это – трава!
Зависает пауза, после чего сын произносит:
– Пап, не веди себя как идиот. Если хочешь поговорить – говори по-человечески.
Он устремляется к скамейке, что виднеется на соседней дорожке. А я спешу следом. Мне ничуть не обидно из-за того, что обозвали идиотом – подумаешь! Макс всегда был немного язвой, особенно по отношению к дуракам, значит, возвращается в норму!
– Дай сигарету… – просит, присаживаясь. Торопливо лезу за пачкой, угощаю. Закуриваю сам, чтобы вскоре услышать:
– Мать давно звонила?
Я молчу, пыхаю дымом. Обижать не хочется, врать тоже (Зоя вниманием не балует).
– Что ж, я ее понимаю… – говорит сын. – Будет звонить – передай привет. И скажи… Нет, ничего не говори. Просто привет.
И опять наблюдаю человека. Мог бы жаловаться, ныть, оскорблять малодушную мамашу, а он вот ограничивается приветом. Гордость, значит, проявляет, что абсолютно естественно…
– А насчет зеркал… Мне действительно страшно в них глядеть. Обычный человек смотрит в зеркало – и ничего не видит, ну, кроме себя. А я вижу что-то такое, отчего волосы дыбом.
– И сегодня тоже? Ну, дыбом?
– Сегодня нет. Но придет завтра. Или послезавтра. И все начнется по новой…
– Может, их совсем убрать? – предлагаю решение.
Максим опять усмехается:
– Зачем? Вместо них что-нибудь другое появится.
Я же мысленно твержу: не появится, не появится! И завтра-послезавтра будет все хорошо! Критика возникла, рассудительность появилась, это должно закрепиться!
Вечером подглядываю в приоткрытую дверную щель, вижу, как Максим роется на книжных полках. Берет, кажется, Витгенштейна (а может, Шопенгауэра) и, присев за стол, начинает листать. Вначале медленно, вчитываясь в какие-то страницы. Потом быстрее, еще быстрее, можно сказать, лихорадочно листает. И вот – книжку швыряют в угол, а Макс сжимает голову ладонями и сгибается пополам. Фиаско! Мозг где-то споткнулся, не набрал обороты, и сознание летит под откос, будто взорванный поезд…
Вот
