разглядел, что это золотая тарвалонская марка. Он уставился на эмблему Тар Валона – Белое Пламя, стилизованное под слезинку.
– Свет, – вскричал он во весь голос, – испепели всех Айз Седай! А заодно и Ранда ал’Тора за то, что втравил меня в эту историю!
Проходивший мимо слуга в черной с золотым шитьем ливрее замер на месте и с беспокойством взглянул на юношу. На серебряном подносе слуга нес баночки с мазями и бинты. Поняв, что и Мэт его заметил, слуга вздрогнул.
Мэт кинул золотую монету на поднос:
– Прими от самого большого дурака в мире. Потрать ее как следует – на вино и женщин.
– Бла…годарю, милорд, – запинаясь, пробормотал ошарашенный слуга.
Он так и остался стоять столбом, когда Мэт двинулся дальше. «Самый большой дурак в мире. Точнее не скажешь!»
Глава 14
Обычаи Майена
Когда за Мэтом закрылась дверь, Перрин покачал головой: да, этот скорее сам себя по голове молотом треснет, чем в Двуречье вернется. Разве что по крайней необходимости. Перрину и самому хотелось бы найти такое решение, которое позволило бы ему не возвращаться. Только вот не было такого решения, и с этим неумолимым, как железо, фактом приходилось смириться. Кажется, вся разница между ним и Мэтом состоит лишь в том, что он, Перрин, готов признать неизбежное.
Он расстегнул ворот рубахи и невольно застонал, хотя старался делать это как можно осторожнее. Все левое плечо представляло собой огромный, уже потемневший кровоподтек. Троллок увернулся от его топора, и только сноровка Фэйли, умело обращавшейся с ножом, уберегла Перрина от куда более страшной раны. Плечо ныло, и умывание доставляло боль, хорошо еще, что холодной воды в Тире хоть залейся.
Перрин уже собрался в дорогу. В седельные сумы он не положил лишь то платье, которое наденет завтра утром. Как только взойдет солнце, он отправится к Лойалу. Нет никакого смысла беспокоить огира сегодня вечером – тот, скорее всего, уже улегся спать. Единственной загвоздкой оставалась Фэйли – он никак не мог решить, что сказать ей. Ведь для нее даже остаться в Тире было бы безопаснее, чем уехать с ним.
Неожиданно со скрипом отворилась дверь, и на Перрина повеяло ароматом духов. Цветочным ароматом – так мог бы пахнуть вьюнок в жаркую летнюю ночь. Этот томный запах не был сильным; возможно, никто, кроме Перрина, его бы не учуял, но он знал, что Фэйли не стала бы пользоваться такими духами. Однако юноша удивился еще больше, когда в комнату вошла Берелейн.
Она заморгала, ухватившись за дверной косяк, и Перрин понял, что для нее в комнате слишком темно.
– Ты что, собрался куда-то ехать? – неуверенно спросила она.
Свет ламп из коридора падал на фигуру молодой женщины, и трудно было отвести взгляд от такой красавицы.
– Да, миледи. – Он поклонился, пусть неловко и неумело, но так галантно, как сумел. Фэйли может фыркать по этому поводу сколько
