а наполовину бежала за женщиной, которая держала младенца одной рукой, а другой вела Эмму. Я выждала несколько секунд, закинула на плечо сумку и пошла за ними.
Красные туфли Эммы мелькали под дверью кабинки, а мамаша с малышом стояли в дальнем углу. Грязный подгузник валялся на краю складного стола для пеленания.
– Быстрее, Эмма.
– Хорошо, мама.
Я оглядела кабинки, в основном пустые, и нырнула в одну из них. Девочка встала на цыпочки, чтобы достать до унитаза. Она стукнула крохотными каблучками по двери и что-то промурлыкала: это вызвало у меня невольную улыбку. Повозившись с туалетной бумагой, Эмма наконец спустила воду.
– Подойди сюда. Мне тоже надо в туалет. Присмотри за Робертом, чтобы он не стукнулся головой и ничего не трогал. Мне только не хватало, чтобы кто-нибудь из вас подхватил заразу.
Они зашли в угловую кабинку для инвалидов, по грязному полу замелькали и зашуршали туфли. Я спустила воду и собралась уходить, но потом остановилась.
– Осторожней с его ногой, Эмма! Ты чуть на него не наступила!
– Я не наступила!
– Нет, наступила! – Мальчик расплакался, а мамаша, судя по звукам, пыталась помочиться и одновременно управиться с двумя детьми. – Ты можешь… Господи, возьми его, Эмма, он падает! Уйди с дороги!
Кабинка затряслась от громкого удара, а потом Эмма заревела.
– Послушай-ка меня, паршивая девчонка! Я сыта твоим поведением по горло, ясно тебе? Прекрати кривляться, иначе придется отменить поездку. Ты поняла?
Я наклонилась над раковиной и начала мыть руки. Распахнулась дверь, стукнувшись о стену. Лицо Эммы покраснело, бант съехал набок, она судорожно всхлипывала. Я быстро осмотрела ее, но не увидела никаких увечий, только слезы.
– Как твои дела, милая?
Мамаша резко дернула головой в мою сторону. Ее челюсти дрожали.
– Эмма Грейс, не смей разговаривать с незнакомыми и вымой руки.
Пока мы все мыли руки, я не сводила глаз с мамаши. Взгляд у нее был печальный, словно вся ее жизнь – сплошная ложь. Она отвернулась первой, и я посмотрела им вслед, поправив сумку на плече и не зная толком, что делать дальше. К соседней раковине подошла женщина и прыснула на руки несколько капель мыла.
– Вы тоже это слышали или мне померещилось?
Немолодая женщина с татуировками на коже покачала головой и отряхнула ладони.
– Слышала, но это ведь не ваш ребенок, правда? И что вы тут можете сделать?
И что я могла сделать? Сообщить сотрудникам аэропорта? Службе по защите детей? Даже я не такая идиотка, чтобы решить, будто происшествие в туалете аэропорта, в условиях стресса, может означать нечто большее, нежели обычное право матери побранить, да пусть даже и шлепнуть собственного ребенка. Я кивнула женщине и вернулась в зал ждать объявления о посадке. Я опять погрузилась в журнал, но по-прежнему слышала голос мамаши, видела, как она толкает и волочет
