а».
Пьер Ришар
Притулив папку с бумагами на голых коленках, я терпеливо выводил чернилами строку за строкой. Занятие – более чем странное, но вот уже полвека любителям компьютеров был объявлен бойкот. Организаторы выставок отказывались принимать фотографии и картины, изготовленные цифровым способом, а издатели упорно игнорировали тексты, сработанные на компьютерах. Может, в чем-то они были правы, хотя лично мне прогресс всегда нравился. Согласитесь, тот же суп удобнее хлебать пневмоподсосом, нежели примитивной ложкой, а обучаться приятнее во сне, как и выступать с трибун исключительно виртуальных, дабы не получить за сказанное вполне реальных тумаков. Я и рыбачить предпочитаю исключительно в ночное время, заранее настраивая индуктор на ловлю щук, акул и гигантских кальмаров. Тем не менее, тоска по древним архаизмам, нет-нет, да и дает о себе знать. Вот и мне, детективу с двухлетним стажем, иными словами – человеку исключительно мирной профессии, смерть, как хотелось писать. Разумеется, о себе, о своих приключениях, о верных друзьях и непримиримых врагах. Я читал, как пишут об этом другие сочинители, и, чего греха таить, многим из них смертельно завидовал. Конечно, они врали, но ведь читалось-то взахлеб! Когда-то и кем-то. Сегодня читатели, понятно, перевелись, но ведь было времечко!
Если честно, работа частного детектива скучна и монотонна, но тем сильнее мечталось сочинить что-нибудь этакое, чтобы хоть на кроху проникнуться к профессии сыскаря должным уважением. Словом, я писал. Мозолил пальцы и вовсю напрягал голову.
«Итак, я был голубоглазый блондин роста весьма немалого, а именно – шести футов и…» – на минуту задумавшись, я прикинул, какой рост по нынешним критериям – весьма немалый и вместе с тем – устрашающий и привлекательный. Ни к чему так и не придя, вывел наугад: «семи дюймов. Стальные бицепсы, трицепсы, а также плечелучевые мышцы украшали мои довольно рослые руки. Орлиный нос наделял загадочностью мой профиль. А поджарый живот…» – я опять задумался, потому что живот, пусть даже самый поджарый, украсить мог только живот, но никак не грудь и не ноги. Чего греха таить, писать было трудно. Прямо зверски и адски. Под темечком у меня гремели бодрящие песни, успокаивающе тикал встроенный таймер, специальный чип начинал уже перегреваться, дозу за дозой впрыскивая в кровь стремительно убывающие эндорфины, серотонины и еще около десятка разнообразных гормонов счастья. Но всего этого было мало, я продолжал мучиться, путаясь в словесных оборотах, словно младенец в средневековых простынках.
«Поджарый живот» застрял в голове подобием занозы, и все же, совершив над собой усилие, я кое-как выкрутился из положения:
«..а мой поджарый мускулистый живот в дополнении к ухмылке полярного волка приводил в трепет всех жаждущих взглянуть на них средь бела дня и ночи».
Облегченно выдохнув, я посмотрел на написанное и заменил финальную точку на восклицательный знак. Именно этот знак был моим любимым. Если честно я бы только его и ставил повсюду, а запятые с точками и двоеточиями попросту запретил как заведомо ненужные. Рука моя дерзко продолжала:
«И это было правильно! Поскольку я защищал закон и порядок! А они – то есть те, что были по другую сторону баррикад и окопов – как раз защищали то, что сеяло зло. Грязненько и ехидно ухмыляясь, они трепетно лелеяли мечту стереть наш мир с лица земли, заставив всех трудиться в поте лица своего и во благо их гнусных мыслей…» Два раза повторялось слово «лица», но я не мог уже остановиться. Вдохновение несло и крутило меня в лексических водоворотах…
«Именно по этой простой причине – даже в свободное от работы время я продолжал охоту, время от времени закуривая ароматные сигары и в окрестных барах танцуя с тамошними цыпочками. У последних я исподволь и ненавязчиво выведывал информацию о местных правонарушителях. В сущности, при моем гигантском опыте это было не столь уж сложно. Следовало только вовремя подливать в их богемского хрусталя граненые бокалы двойную порцию виски и обаятельнейшим образом улыбаться…»
Сделав паузу, я взглянул на себя в зеркало и, с силой растянув губы, попробовал изобразить искомую улыбку. Зеркало меня чуточку напугало, и я поспешно вернулся глазами к строкам…
«Ну, а между танцами я сидел в резном кресле времен династии Дзинь-Дзюнь и, забросив левую ногу поверх правой коленки, цедил роскошный двойной скотч. При этом я ни на секунду не забывал о своей миссии, с усмешкой наблюдая за готовящимися справа и слева от меня кознями…»
Гмм… Забавное такое слово – козни. Знать бы еще – что оно в точности означает. Кто их столько навыдумывал – эти слова… Но я так понимал, что для того и существовали сыскные агентства, чтобы заниматься разгадкой зловещих ребусов под названием «козни», поскольку именно они затеваются против честных граждан. Ну, а далее все как правило заканчивается для злодеев плачевно. Я даже придумал соответствующий эпиграф: «Любишь козни, готовься к казни». Неплохо, да? Кстати, я вполне допускал, что «козни» и «казни»
