знакомых Кирова, Орджоникидзе и Микояна, так и от моего теперешнего сослуживца Багирова. Думаю, что руку к этому – вместе с языком – приложил и Дзержинский. К тому времени мне приходилось докладывать ему не только письменно, но и устно.
Мнение одного человека – всего лишь мнение. Мнение нескольких – уже довод. Ленин никогда слепо не полагался на мнение одного человека: это был политик из политиков – во всех смыслах. Вот, почему я оказался в Кремле, в кабинете Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР.
Ленин живо интересовался ситуацией в Закавказье, и как мне показалось, я удовлетворил этот интерес. Я ничего не приукрашивал, ничего не смягчал, давал только объективные факты и цифры, и, кажется, именно это Ленину и понравилось. Во всяком случае, когда мы с ним прощались, он протянул мне руку со словами:
– Спасибо, товарищ Берия. Теперь я знаю, к кому мне, в случае необходимости, обращаться за правдой.
Владимир Ильич, разумеется, имел в виду только правду о положении дел в Закавказье, но, всё равно, было приятно. Да, что я говорю: «приятно»?! Не «приятно», а я буквально выпорхнул из кабинета: доверие вождя окрыляло. Таким окрылённым я пропорхнул мимо Горбунова, управделами СНК, который дожидался своей очереди в приёмной.
Предвижу не только кривые ухмылки, но и возмущённые крики: «Не могло этого быть! Даже, если Берия и был в то время в Москве, Владимир Ильич, этот святой человек, не мог позволить себе опуститься до встречи с Берией, «разоблачённым впоследствии как враг народа»! И неважно, что это «впоследствии» – спустя тридцать лет! Да и то – разоблачённым ли?!
Спешу огорчить этих незваных «хранителей чистоты памяти Владимира Ильича»: я побывал у Ленина не инкогнито. Во-первых, есть соответствующая запись в журнале регистрации посетителей. Во-вторых, меня видел Горбунов. Хотя, ладно: Горбунова давно нет в живых, и я не буду ссылаться на него. Сошлюсь на того, кто ещё жив: на Молотова, Вячеслава Михайловича. Молотов был в то время секретарём ЦК, и в тот день я дважды столкнулся с ним в приёмной: когда заходил к Ленину, и когда выходил от него. А когда я находился в кабинете, Молотов сам заходил туда с какой-то бумагой. Я не был ещё лично знаком с Молотовым, но думаю, что его уже просветили о том, кто у Ленина. Во всяком случае, его изучающий взгляд на себе я, безусловно, ощутил. Думаю, что «Вече» не откажется подтвердить этот факт. Хотя бы потому, что ничего «компрометирующего» Ильича в нём нет.
Кстати, в тот день я ещё побывал на докладе у Дзержинского. Феликс Эдмундович ценил объективную информацию не меньше Владимира Ильича. А я шёл к нему не только с информацией о положении дел, но и с отчётом о них. Дзержинский был человеком требовательным, и не терпел верхоглядства. Но, поскольку меня не вынесли из его кабинета с сердечным приступом или в полуобморочном состоянии, а я ушёл своими ногами, которыми
