ностью являются случайными и ненамеренными. Книга содержит идиоматические выражения, а также сцены насилия, секса, курения и потребления алкоголя. Также некоторые мысли, выражаемые персонажами, могут показаться оскорбительными и провокационными. Мнение автора может совпадать с мнениями героев его книги, а может и не совпадать. Взяв в руки эту книгу, вы берёте всю ответственность за своё решение читать её на себя.
Роман написан в тематике LGBTQ, не является пропагандой нетрадиционных отношений и предназначен исключительно для развлечения заинтересованных читателей.
«Всю жизнь свою рассматриваю как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раунда надо выиграть. Один я уже проиграл».
Василий Шукшин
ПРОЛОГ. Сдохни, мразь
Кухонный сумрак моргал ему зелёными точками на электронных часах, отсчитывая секунды. Владимир лишь на мгновение оторвал взгляд от серого впотьмах, а на самом деле рыжего, линолеума, по которому скользили отблески этой зелени, пошевелил перед лицом пальцами обеих жилистых рук, усмехнулся и прислушался, снова уперев взор в пол. Квартира давила тишиной. Даже не так. Она задумчиво пережёвывала все мельчайшие звуки в крошки вакуума. Высокий темноволосый мужчина медленно вздохнул и поднялся с табурета, зацепившись ненароком пижамными штанами за большой скол шпона на громыхнувшей мебели. Босые ноги с лёгким шорохом донесли сорокалетнего мужчину до окна с распахнутыми шторами. Ночь за стеклами висела тёмным безлунным одеялом, спрятав мир под сенью душной предгрозовой напасти. Сегодня синоптики не ошиблись с прогнозом. Но Вертинскому было всё равно. Его мысли занимала тишина в доме.
Когда всё началось? Он задавался этим вопросом последние десять дней. Почему всё получилось именно так? Вся жизнь оказалась миражом, сотканным из колючей проволоки ограничений, которые он наложил на себя сам. Так когда же на сердце лёг первый виток этой путанки, созданной окружением, обществом, чужими мнениями, ожиданиями и обвинениями? Мужчина вновь прислушался. Нет, по-прежнему тихо. Где-то далеко у кого-то из соседей бубнил поздний телевизор. Впрочем, почему поздний? Часы показывали всего лишь половину первого ночи. Он, Владимир, в это время обычно что-то делал. Пока была семья.
Вертинский отвернулся от окна, ощутив голым торсом сквозняк, долетевший через узкую щель приоткрытой фрамуги пластиковой рамы. Взгляд его остановился на чайнике, монументально возвышавшемся на абсолютно пустой столешнице кухонного гарнитурного стола. Мужчина повернул на нём регулятор с «подогрева» на «закипание» и утопил кнопку запуска. Прозрачный пластик колбы озарился красным светом индикации. Сам же хозяин квартиры взял с обеденного стола телефон и скользнул по нему пальцем, активируя экран и убирая блокировку. Список последних звонков не впечатлил. Три номера. Но десятки раз каждый день за последнюю неделю. И ни разу никто не принял вызов. Может, хотя бы сейчас ответят? Владимир запустил вызов Игоря. Грачёв снова не ответил. Отгудев положенное число раз, смартфон сам сбросил звонок. Вертинский закусил верхнюю губу, поморщился и ткнул пальцем во второй номер в списке. Светлана также проигнорировала попытку поговорить. Мужчина заколебался: вернуть аппарат на стол или всё-таки набрать третьего абонента. Это был уже приглушённый страх, не такой острый, как в первые дни. Старший сын Костя тогда всё ясно сказал. Но Владимир всё равно надеялся на что-то. И не хотел вновь услышать от парня далёкий посыл.
С другой стороны, решение принято. И услышать его голос будет не лишним. Может, даже удастся сказать пару слов. Владимир уверенно скользнул пальцем по экрану телефона. Длинные гудки вновь наполнили голову пустотой. На пятом зуме аппарат отозвался злым голосом пятнадцатилетнего парня:
– Чего надо? Достал, урод.
– Я не буду просить прощения, сын, – твёрдо ответил Вертинский. – Хотел услышать тебя, знать, что всё в порядке.
– А про маму спросить не хочешь? – чуть не крикнул где-то там, в городе, Константин.
– За неё я не переживаю, – ровно сказал Владимир. – Она у тебя сильная. Всегда умела справляться с неугодными явлениями в жизни.
– Ты совсем уже гонишь, – злость в голосе парня сменилась равнодушием. – Не звони мне больше. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Ты понял?
– Понял, сын, – губы мужчины скривились в усмешке.
– Ты мне больше не отец, – Костя запнулся, явно желая добавить что-то ещё. Но почему-то сдержался и сказал лишь одно слово: – Прощай.
Телефон задрожал в руке мужчины, оповещая об окончании разговора. Вертинский медленно вздохнул, сбрасывая напряжение. Первая точка в многоточии всё-таки поставлена. С Костиком всё в порядке, остальное – пустопорожние бредни. Вот если бы ещё те двое ответили, тогда совсем хорошо. Шумевший
