style="font-size:15px;"> Должна была стать первой.
Припарковался он немного косо, пришлось сдавать назад, и как раз когда ему подумалось, что все промежутки выверены, он стукнулся правым задним крылом о темный «опель».
«Дьявол, – подумал он. – Почему я не взял такси?» Он осторожно открыл дверцу и, прищурившись, посмотрел назад. Столкновение показалось ему ничтожным и не заслуживающим внимания. Пустяк. Он снова захлопнул дверцу. «К тому же, – рассудил он, – сейчас гораздо важнее, что стекла запотели и видимости почти никакой».
Он быстро выехал с площади и безо всяких проблем выбрался на улицу Звилле. Машин было мало, и он прикинул, что, вероятно, окажется дома через пятнадцать – максимум через двадцать – минут; в ожидании зеленого света у аллеи Александерлаан стал обдумывать, действительно ли у него осталась эвкалиптовая пена для ванн. Когда светофор переключился, двинуться с места не удалось – заглох мотор. Он поспешно снова включил зажигание, мотор взревел… все эта проклятая влага. Потом резковато повернул на перекрестке и наскочил на островок безопасности.
Правда, только передним колесом. Ничего страшного не произошло… строго говоря. «Надо просто принять бодрый вид и ехать дальше», – уговаривал он себя, но вдруг понял, что пьян куда больше, чем ему казалось.
«Проклятие, – подумал он. – Необходимо все-таки следить за тем, чтобы не выскакивать с дороги. Будет не слишком удачно, если…»
Он опустил сантиметров на десять боковое стекло и включил вентиляцию на полную мощность, чтобы, по крайней мере, немного улучшить себе видимость. Петляя по кварталам Боссинген и Дейкстраа, где за последние тридцать пять лет не показывался ни единый полицейский, он ехал с образцово низкой скоростью, а выбравшись на шоссе, понял, что зря волновался по поводу обледенения. Зато полило как из ведра; он включил дворники, в пятидесятый раз за эту осень проклиная себя за то, что до сих пор их не сменил.
«Завтра, – решил он. – Завтра я первым делом поеду на бензоколонку. Чистое безумие ездить, когда ты толком ничего не видишь…»
Потом он так и не смог вспомнить, зрительный или слуховой образ возник первым. Отчетливее всего в памяти остались мягкий удар и слегка дернувшийся руль. Связь между тем, что на какую-то долю секунды мелькнуло с правого края его поля зрения, толчком и легкой вибрацией у него под руками он уловил не сразу. Во всяком случае, сколько-нибудь осознанно.
Уловил, только начав тормозить.
Только позже – через пять или шесть секунд, вероятно прошедших, прежде чем он остановил машину и побежал обратно по совершенно мокрой дороге.
Между тем ему вспомнилась мать. Как однажды, когда он болел – очевидно, в одном из младших классов школы, – она сидела, приложив прохладную руку ему ко лбу, а его без конца тошнило: желто-зеленая желчь в красном пластмассовом ведре. Было чертовски больно, а ее рука казалась такой прохладной и приятной – интересно, почему рука матери
