и в этом тоже была своя прелесть. Настя немного похудела, но стала еще стройнее, гибче.
– О, Роксолана, – сказал, наконец, паша. Настя презрительно скривила губы – она слышала от отца, что украинских девушек турки зовут Роксоланами.
Паша протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до Настиной щеки. Но она ударила его по руке, и все вокруг испуганно переглянулись, а рыжебородый почернел.
Богатый турок одобрительно кивнул головой.
– Добре, добре, – медленно произнес он украинские слова.
О чем-то спросил рыжебородого, потом кивнул кому-то – подошел золотоноша с большой шкатулкой, и в подол широкого халата татарина посыпалось золото. Быстро опустела шкатулка. Низко-низко склонился рыжебородый, как будто золото пригибало его к земле. А Настю мгновенно посадили на носилки, и черные, голые до пояса рабы понесли ее за пашой.
Над Кафой не затихала многоголосая суета.
«Нет, сейчас все прекратится. Я не поеду в проклятый Стамбул. Разве оттуда можно убежать в Украину? Никогда. Прости меня, Боже…»
Настя перегнулась через толстый борт галеры. Плещет, бьется волна о корабль. Светит месяц, выстилая серебристую дорожку к призрачному горизонту. Тишина на корабле. Все спят. Только скрипят уключины, слаженно бьют весла по воде – полный штиль, и невольники-гребцы выбиваются из сил.
«Сейчас, сию минуту… прыгну в воду… Все, прощай, белый свет!»
Настя смотрит в воду, на сверкающие отблески. Неужели все кончено? Но какая-то сила прижимает ее к палубе, не дает и шагу ступить. Ой, не хочется умирать! Но не хочется и плыть за море – оттуда уже не вернешься в Украину. Лучше умереть…
Но не одна она плывет. И там, в проклятой Турции, много украинцев. Отверженных, забытых, несчастных. А может, ей удастся чем-то помочь им, может, и отомстит за смерть родного отца и матери? А может, этот проклятый паша сделает ее своей женой или служанкой, и она убежит с казаками домой?
Настя отходит от борта галеры.
А снизу, из-под палубы, где сидят галерники, доносится песня. Тихая, печальная, и Насте удается расслышать некоторые слова:
Бедная наша, бедная наша головушка, что чужая сторонушка…
Девушка осторожно, чтобы не разбудить стражу и своего слугу-негра, спускается к галерникам, но они замолкают.
Голые по пояс. На ногах кандалы. Одни гребут, другие лежат тут же на скамьях – спят после тяжелой каторжной работы.
– Вы с Украины? – тихо спрашивает Настя.
– Слышь, Семен? Она по-нашему говорит.
– С Украины, дочка.
– И ты, ты тоже с Украины?
– Что, доченька? Жива ли еще она, наша матушка?
– А звезды светят?
– И давно ты оттуда?
Те, что спали, просыпаются, они с жадностью смотрят на нее, ждут.
– Третья неделя, как я с Украины.
– Третья неделя… а мы… – Длинные весла падают в воду все медленнее
