сначала были теракты в Новом Подольске, Гагарине, Звездочке. По сути, сепаратисты и те, кто за ними стоит, – тут лейтенант многозначительно взглянул на Стейнбоу, – развязали преступную войну против своего же народа. Советский Союз и страны Варшавского Договора не могли остаться в стороне.
Капитан Фрист картинно зааплодировал. Тоже знает русский, собака, подумал Вентухов. Подготовились.
– Хорошо, допустим, – сказал полковник. – Сами понимаете, господин лейтенант, что ваше положение – хуже некуда. Но это ваши похороны, как говорят в Америке. В том смысле, что вам решать, как быть дальше. Никто не знает о судьбе спасательного модуля с крейсера «Ахромеев». Вы можете или глупо погибнуть – к примеру, если мы передадим вас киммерийской контрразведке, – или сохранить себе жизнь, всего-то подписав некое обращение и выступив для средств массовой информации.
– Какое именно обращение? – спросил Вентухов, понимая, куда клонит полковник.
– Обращение к гражданам Советского Союза, к вашим друзьям-военнослужащим. О том, что вы сознательно отказываетесь принимать участие в бессмысленной бойне, призвать их поступить так же, всё разъяснить. Взамен мы предоставим вам политическое убежище и работу на правительство Соединенных Штатов, скажем, в качестве консультанта Министерства обороны. Или какой-то другой структуры, если угодно. Хорошие деньги, дом, машина, глайдер.
– И жвачка.
– Что? – не понял полковник, а потом расхохотался.
Фрист молча поднялся и бросил на стол перед лейтенантом продолговатую разноцветную упаковку. На ней было написано «Орбит» и нарисован апельсин.
– Считайте, что это аванс, – сказал капитан.
Стейнбоу снова рассмеялся.
Вентухов сгреб со стола жевательную резинку и сунул в нагрудный карман.
– Я подумаю.
– Подумайте, господин лейтенант. Хорошенько подумайте.
Его привели обратно, а Бецкого увели те же автоматчики во главе с Дорганом, поэтому даже переброситься парой слов они с Мишей не успели. Оставшись один, Вентухов сорвал упаковку и сунул в рот пару ароматных белых подушечек. Ничего особенного, советская жвачка завода «Калев» почти ничем не отличалась. У американской даже вкус, казалось, теряется куда быстрее…
А ведь полковник прав, скотина такая, подумал Вентухов. Их всех, по сути, не существует. Сколько там погибло на «Ахромееве» – тысяча, две? Плюс-минус еще пять человек, кому это интересно. Модуль не нашли, явно не только с ними такая история приключилась. Впишут в потери, пришлют домой соболезнования, маме пенсию назначат за утерю кормильца… При мыслях о маме у лейтенанта навернулись на глаза слезы, и он сердито смахнул их рукавом, вспомнив, что где-то тут, скорее всего, есть камеры слежения.
Если его передадут марсианской контрразведке, это будет очень плохо. И очень больно.
Если он согласится… Что скажет мама?! Что скажут друзья, преподаватели
