Не, это я сам дошел, – без стеснения сообщил Вадичка. – Папаше такое вслух нельзя. Зато, если что, отмажет. Погундосит, но отмажет. Ему судимый сын не с руки.
Вадичка не солгал, – проросший, словно лопух среди декоративной номенклатурной травки, он давно превратился в головную боль своих родителей.
Непутевый сын высокопоставленного партийного функционера, пристроенный отцом в МГУ, с первого курса вел богемный образ жизни, пропадая неделями то на каких-то несанкционированных Грушинских фестивалях авторской песни, то в общаге ВГИКа или среди художественного поп-арта, хотя сам не пел, не играл, не рисовал. Зато слыл за нужного человека. Деньги, в которых отказывали родители, научился добывать, приторговывая аудиокассетами, джинсами «Левис» и часами «Сейко». А к началу восьмидесятых и вовсе выдвинулся, – стал заметным по Москве театральным спекулем. Дважды попадался и дважды отец, скрипя зубами и чертыхаясь, спасал его от уголовной ответственности.
И единственно, о чем Непомнящий-старший втайне от всех молил Всевышнего, – чтобы грех богемности не перерос в несмываемый позор диссидентства. Именно потому на пятом, последнем курсе он перевел сына в Калининский университет, – всё-таки под приглядом.
– Если б еще и «бабок» подкидывал, цены б ему не было, – посетовал Вадичка. – Сам-то привык на готовеньком. Тургеневскую проблему знаешь?
– Отцов и детей?
– Черта с два. Детей и отцовских денег.
Антон озадаченно взъерошил курчавые волосы. Всё, что говорил этот толстогубый малый с сальными патлами и тонким скандальным голосом, вызывало в нем протест. Но ёрническая, бесстыжая манера, в какой это подносилось, притягивала. Он все-таки поморщился:
– А слышал такую поговорку: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей?».
– Еще чего, – Непомнящий сцыкнул. – Когда «бабки» есть, и друзья отовсюду сыпятся. А нет, так и борщецу Вадичке налить на халяву некому.
Топтаться в дверях Вадичке надоело.
– Я, между прочим, у папаши из бара коллекционный «Мартель» прихватил, – объявил он. – Примирительный. Или уносить?Только имей в виду, Вадичку в корешах заиметь – это, я тебе скажу, большая удача. Человек я штучный, яркий.
– Как мухомор.
– Что ж? Не без того. Ядовит. Зато обаятелен, – будто сказав что-то очень остроумное, Вадичка заливисто захохотал.
– Так что?
Антон посторонился, пропуская гостя и, кажется, нового приятеля.
Деньги из асфальта
В воскресный сентябрьский полдень в старинном ресторане «Селигер», расположенном в центре Калинина, Иван Андреевич Листопад вкушал солянку. Золотистую мясную солянку на почках, приготовленную стариком Демидычем, о котором шла слава, что секрет необыкновенного блюда перенял он аж от шеф-повара императорской кухни, при которой состоял поваренком. Слава Демидыча и его удивительной целебной солянки растянулась во всю длину Октябрьской железной дороги. Нередко из поездов Ленинградского направления вываливалась угрюмая артистическая
