чем чердачная. Внизу я включил фонарь и оглядел подвал. Мачеха не обманула: там было совсем пусто. Небольшая камера, полуземляная, полукаменная. Смотреть тут было не на что. Сырость, по стенам сочится вода, неровный бетонный пол. Я был уверен, что здесь полно всяких тварей, крыс, земляных червей и ещё чего похуже. Я осмотрел потолок, затянутый паутиной. Влажность была как в тропиках, однако ощущение мороза по коже было сильно как никогда. И это не просто слова: внезапно ощущение холода охватило меня целиком, ледяные волны, как дыхание… И сразу возникла жуткая мысль: дыхание кого-то, кто окружает меня… Весь дрожа, я снова обвёл помещение фонарём: ясно, что никого не было. Во всяком случае, никого видимого… Это не прибавило мне смелости, и я стал подниматься так поспешно, что мог бы упасть с лестницы и сломать ногу. Наверху солнце показалось таким ослепительным, что мне пришлось прикрыться рукой, пока я не привык к яркому свету. Сердце у меня колотилось, и я поспешил захлопнуть дверь погреба, как будто кто-то или что-то могло оттуда выскочить. Я изо всех сил задвинул защёлку. Только после этого я успокоился.
Я никогда не был трусом. Честно – кому мне здесь врать? Прежде всего, даже если я когда-нибудь обращусь к кому-то, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, этого дневника всё равно никто не прочтёт. Но почему же этот дом нагоняет на меня такого страху? Я чувствую себя дураком… Конечно, новые места волнуют, но вот уже восемь дней я болтаюсь между страхом и унынием – до сих пор я таких чувств не испытывал. Полагаю, психологи назвали бы это ностальгией или просто ерундой.
Вот у меня проблема: я всюду вижу зло.
Я рухнул в высокую траву, пышную и уютную, как восточный ковёр, и задумался: что же ещё я мог бы сделать этим незадавшимся днём? Я вздохнул (тяжело, «по-мультяшному») и перебрал все варианты.
Вернуться в «храм майя»? (Лимит страшилок на сегодня я уже исчерпал.)
Взять себя в руки и проехать на велосипеде шесть километров до деревни? (Найти там приятелей? Подружек? Я на это уже не надеялся.)
Исследовать чердак? (Невозможно: там наверху сорок градусов жары, аж пот с ресниц капает.)
Пойти с папой красить стены? (Очень уж много работы. В прошлый раз я прямо изнемог: и спина болела, и руки, и всё остальное…)
Короче говоря, я не знал, чем заняться. И что ещё хуже, я ничего не хотел. Если бы я был в Париже, я бы сходил в кино, выпил бы с приятелями по стаканчику газировки, пошёл бы в аквариум в Порт-Доре (обожаю это место). Если бы я был в Париже, у меня были бы проблемы с выбором.
Я прекрасно понимал, что хватит ныть на эту тему. Мы переехали и обратно не вернёмся. Через несколько лет – скоро! – я могу захотеть вернуться в город, чтобы учиться в университете или где-то ещё. Но мне только что исполнилось пятнадцать, и придётся идти в школу – это неизбежно.
Я вынужден жить здесь, хочу я того или нет. Как в тюрьме, по словам Попа…
Вырвавшись из зловещего погреба, я совсем пал духом. Вся польза от разговора с Попом улетучилась. Я бродил по саду, взмокший и с тоской в душе, кидал камешки, забрёл в гущу растений с большими колючими листьями. Я сел на землю, уставившись на «монстропланты». Так назвал их папа –
