к королю и делать что хочет… Мое время прошло, теперь очередь его величества.
У меня теперь в голове много дел, совершенно не похожих на интересы королевства… Смотрите, продолжал Мазарини, обращаясь к картинам: – смотрите на это последнее произведение Альбано[7]…Прощай же, нежная и грациозная кисть, прощай»!
Молодой граф Бриенн, без сомнения будет находиться в комнате кардинала до последней минуты, но он там не один. Обществу игроков дозволено заниматься игрой в двух шагах от постели его эминенции, который следил за ней, а если не мог сам видеть, то справлялся через своего камердинера Бернуина. Вот что сказал мне Сувре – один из участников этого предсмертного банка.
– Я играл за кардинала и, взяв хороший куш, поспешил уведомить его об этом. – «Это хорошо, отвечал с улыбкой Мазарин: – но в постели я гораздо больше проигрываю нежели выигрываю в байке».
Вообще первый министр в последние дни выказывает странную смесь сожаления и смирения. То он говорит о своей смерти спокойно и хладнокровно, почти весело, то обнаруживает трусость, боязнь. Бриенн, от которого я слышал нижеследующее, вошел однажды в спальню Мазарини. Кардинал дремал перед камином, прислонившись к спинке кресла; по телу его пробегала дрожь; губы его шептали что-то невнятно. Граф боялся кризиса и крикнул Бернуина, который потряс больного за руку, чтобы вывести его из этого тяжкого положения.
– Что такое, Бернуин? – спросил кардинал, просыпаясь. – Чего от меня хотят? Я ведь знаю, Гено мне сказывал.
– К черту Гено и его предсказания! – воскликнул верный служитель.
– Да, Бернуин, да, Гено мне говорил, и я уже никак не ускользну: надобно умирать.
– Господин Бриенн пришел, – продолжал камердинер, который хотел отвлечь кардинала от печальных мыслей.
– Пускай войдет. Я умираю, бедный друг мой, – продолжал он, увидев графа.
– Эти мрачные мысли, – сказал государственный секретарь: – причиняют вашей эминенции гораздо больше вреда нежели самая болезнь.
– Это правда, но Гено сказал, а он хорошо знает свое дело.
– Этот разговор меня растрогал, прибавил мне потом граф: – и слезы невольно покатились у меня из глаз. Первый министр заметил это, протянул мне руки и нежно поцеловал. Смрадное дыхание едва не задушило меня.
– Я очень огорчен, но чувствую что необходимо умереть, – прибавил он, прикладывая руку к сердцу и повторил: – Гено сказывал, Гено сказывал.
Недавно кардиналу пришла очень странная мысль для умирающего: он потребовал, чтобы его выбрили и завили ему усы, набелили исхудалое лицо и, нарумянили щеки и губы. И вот он оказался свежим, румяным, словно человек в цветущем здоровье. Это была смерть, покрытая лаком жизни, блестящим, но, увы, очень ненадежным. Замаскировавшись подобным образом, Мазарини, приказать пронести себя в
Этот великий живописец умер, в 1660.
