такая вот была любовь, большая и чистая. Следом за ним тащить на своем хребте семейное ярмо со стервозной бабой (правда, тогда он об этом даже не догадывался) отправился Сергей. Теперь вот настала очередь тридцатилетнего Ярика.
Тут Илья почему-то вспомнил Велосипед. Так он и его друзья называли про меж себя их общую подругу, работающую в политеховской столовой поварихой. То ли потому, что худая она была, как тощая корова, то ли потому, что всем давала покататься на себе. Но, несмотря ни на что, девка она была хорошая. А главное – безотказная. Во всяком случае, для него Велосипед была чем-то вроде спасательного круга. И сейчас бы Илья не отказался воспользоваться ее сексуальным гостеприимством.
– Безопасность и целостность своей семейной жизни я вам гарантирую, – такое было ответное слово молодого и счастливого мужа.
С этими словами Ярослав обнял друзей за плечи.
– Пойду к жене. Долг. Никуда не денешься. Сами понимаете, – сказал он.
– Давай, мысленно мы с тобой. Да, забыл сказать: как бы тяжело с бабами ни было, надо держаться.
– Об этом не надо. Сейчас мне тесть мой сказал, что если Светку брошу или налево ходить начну, то он меня в коровнике сгноит или в выгребной яме утопит. Это он может, – прошептал он. – Посмотрите на него, – указал он кивком головы на краснорожего тестя, сидевшего среди своих родственников, – сразу видно, что он сын репрессированного в годы первой коллективизации кулака-мироеда. Он мне так и сказал: я – потомственный крестьянин, на земле стою прочно, двумя ногами, а не ползаю раком на карачках. Внуков мне народите, говорит, наследников. Внуки – это самые любимые дети. Им эту страну поднимать.
– Лучший друг у зятя есть, называется он тесть, – нараспев сказал полухмельной Илья.
– А я зять – не хрен взять. Пока не хрен взять, – ответил жених.
– Сам выбирал родственников, – поддержал Илью Сергей. – Мы с радостью разделяем твое горе.
Тут три товарища дружно рассмеялись.
– Единственная дочь, я ее, говорит, специально Светланкой назвал, чтобы свет от нее на меня падал и путь мой жизненный освещал, – продолжал между тем Ярослав.
– Философ твой колхозный тесть. Ты сам-то из такой же деревни? – спросил Илья.
– Не, я из Большого Елова. Это совсем в другой стороне. На запад надо ехать, в сторону Казани и Москвы.
– Такая же дыра, наверное. Колхоз имени взятия Бастилии парижскими коммунарами или «Путь к социализму», сокращенно «Пукс».
– Может, и «Пукс», может, и дыра дырой, но люди сейчас там живут лучше, чем в городах вонючих, – живо ответил Ярик. – На подсобном хозяйстве и на подножном корму. Денег только не платят.
– Фазер у тебя тоже председатель колхоза, из мироедов? – вяло засмеялся Илья. – А может, из староверов-кержаков?
– Сам ты кержак. Директор школы он. Историю преподает и музеем местным заведует. Меня в честь Ярослава Мудрого назвал. Ладно, отдыхайте. Света, иду! – прокричал он молодой жене, когда та засияла
