его… и не знавшим, откуда черпать силы.
Подчинившись скорее инстинкту, чем разуму, царевна поспешила к отцу. Взяв под руку, девушка повела его по саду к фонтану, выложенному зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Здесь цвели лотосы, ещё только начавшие распускаться и распространявшие вокруг тонкий сладковатый аромат.
Секенэф не сопротивлялся, безучастный ко всему в своём горе. Анирет посадила отца у фонтана, а сама села у его ног и обняла его колени. Утрата сблизила их, подарила им возможность безмолвного понимания друг друга, которого у них не было прежде. И в эти мгновения Хэфер словно оживал, воплощаясь в их общих воспоминаниях. Его сила и живой ум, его чуткость и весёлый нрав. В этих разделённых на двоих воспоминаниях непроглядная глубокая печаль хоть немного светлела.
Царевна не знала, сколько времени они провели вот так, в уединённом переплетении мыслей и чувств. А потом отец вдруг провёл ладонью между её рогами с непривычной нежностью, которую она помнила только из далёкого детства. Император приподнял её лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, и с удивлением она встретила взгляд не древнего Ваэссира, но живущего здесь и сейчас Секенэфа.
– Тебя я хотел бы обучить всему, что умею, дочь, – тихо сказал Император. – Ты знаешь моё сердце лучше, чем я мог надеяться. Останься рядом со мной в эту бурю, и она будет мне по силам.
В эти мгновения между ними было больше близости, чем за всю её жизнь!..
– Я рядом, Владыка… отец.
– Я научу тебя, что значит чувствовать жизнь этой земли и всех в её пределах. Ты сумеешь принять это, я знаю.
– Но как я могу…
– Тш-ш, – он приложил палец к её губам и покачал головой. – Не сомневайся. Я научу тебя, как открыть всю силу твоей крови.
Последние слова были произнесены Владыкой Эмхет, древним и вечным.
Глава 3
Безвременье
Тени плясали вокруг, глубокие, как небо в безлунную ночь. Тени обнимали сознание, помутив разум и застилая внутренний взор. Тени шептали и звали, тянулись к нему и манили. У него почти не осталось сил сопротивляться. Да и был ли в том смысл? Он заблудился среди теней, понемногу теряя то немногое, что ещё оставалось от него самого.
И всё же что-то удерживало его. Тихая, почти неуловимая песня… Словно тёплый огонёк светильника в непроглядной мгле, нежные звуки то вспыхивали в его сознании, то вдруг меркли. Он забыл всё, что имело значение – даже собственное имя. Он не ощущал ветра Западного Берега, не ведал направления, и потому мог идти лишь за окружавшими его безликими тенями. Только эта песня то и дело мягко напоминала ему о себе и о нём самом. Он возвращался к ней, сам не зная зачем. Нежная, и вместе с тем такая настойчивая, она тянулась к нему тонкой нитью чистейшего серебра, связующей его с отголосками памяти. Он мог бы освободиться, ведь музыка не была цепью, но почему-то не находил в себе желания рвать эту нить. Ему было приятно слышать песню, пусть и издалека. Хрустальные
