жизнью, но не Забвением.
«Кто бы подумал, – размышлял Дамир, отстёгивая кожаные наплечники, – что пеоны, жалкие тру́сы, создадут нечто, способное нарушить Великое Предопределение. Чем бы ни было Забвение, ему не место в лапах трясущихся псов».
А слухи ходили разные: «Забвение – воплощенный гнев Бурзбароса». «Забвение – великое избавление угнетенных». Забвение способно разрушить реальность, поработить кого угодно, просто стереть целый мир, изменить личность любого человека, даровать память и отнять ее… Предтечи умели делать оружие. А пеон Омний смог его воссоздать.
Напяливая застиранную до дыр рубаху, Дамир примерял на себя звание командера, мысленно рисовал на родовом гербу пометку – серебристое кольцо. Затягивая пояс, представлял себя в Ставке, на Ангулеме, а не здесь, на всеми забытой холодной и негостеприимной Териане. Старший брат, Максар Бер’Грон, сверкнет доблестью на Земле, а Дамир найдет себе применение и тут. Максар, конечно, станет бер’Ханом, возглавит берсеров, а Дамир будет его правой рукой.
Рядом пыхтел и ругался сквозь зубы Зармис – ему, франту, не по душе тряпье.
Они закончили одеваться одновременно. Дамир пристегнул к поясу пару ножен с короткими мечами для ближнего боя, приладил к предплечьям браслеты с выкидными лезвиями. Осталась последняя деталь – плащ, поношенный, как и у большинства повстанцев.
Зармис потянулся к разряднику, но Дамир перехватил его руку:
– Мы – мирные пеоны и не должны привлекать внимания. Терианский пёс обещал машину, там должно быть оружие.
– Мирные – так мирные… Как бы только пёс нас не покусал, брат. Ладно, идем уже. – Зармис накинул капюшон.
Младший, Ильмар, уже ждал братьев в центре Радужной площади. Раньше он был выше Дамира, но после того, как ему порядком укоротили простреленную ногу, Ильмар начал сутулиться, позвоночник его искривился, и братья сравнялись по росту. Женщины все равно любили Ильмара. Взять хотя бы последнюю его сожительницу, Агайру, – огонь, а не женщина. Высокая, яркая. Губы алые, волосы густые, черные, будто смоль, блестящие, словно зеркало. Дамир хотел её заполучить по праву старшего, но наткнулся на такое сопротивление и с её стороны, и со стороны Ильмара, что заподозрил брата в слабости, которую пеоны называют любовью, и отступил. Ни одна баба не стоит дружбы.
– Наступление ровно через четыре часа, – отчитался Ильмар.
– Место встречи – то же, – на ходу, кланяясь Ильмару в пояс, как и полагается терианцу при встрече с берсером, прошептал Дамир, направился к машущему рукой Камачеку и прошипел: – Попробуешь предать – твоих детей кинут на растерзание зверям, а из жен сделают манкуратов.
Камачек втянул голову в плечи.
– Я не подведу, вот… – Он очертил перед лицом овал, символизирующий Бурзбароса, мирового змея, поцеловал пальцы, собранные щепотью. – Во-о-от, священный круг мне на уста!
За это следовало отрезать язык и отрубить руку – нечестивый осквернял веру варханов, ведь для терианца
