отвел свой взгляд от врача и, посмотрев вдоль состава, почти тотчас же увидел худощавую фигуру Никандра Филимоновича, шедшего ему навстречу. Еще издали закивал он майору, а поравнявшись, приложил руку к козырьку своей железнодорожной фуражки.
– Прогуливаетесь? – улыбаясь, спросил Булавин, протягивая главному кондуктору руку.
– Всякий раз к таким поездам выхожу, – ответил Сотников, всматриваясь в показавшегося в окне вагона солдата с забинтованной головой. – Все надеюсь Васю своего встретить. Писем что-то давно от него нет. Ранен, может быть… Спрашивал уже у медицинских сестер, не попадался ли им старший сержант Василий Сотников, кавалер ордена Славы. Нет, говорят, не слыхали про такого. Значит, слава богу, воюет где-то… А вы, может быть, тоже кого высматриваете?
– Да нет, Никандр Филимонович, я так просто вышел, – ответил Булавин. – Хотя и мои близкие есть на фронте: жена военным врачом в полевом госпитале работает. Но она на другом участке, далеко отсюда.
– Да, вряд ли найдешь сейчас человека, у которого никого бы не было на фронте, – вздохнул Никандр Филимонович.
– А не вы ли мне рассказывали, – будто невзначай заметил Булавин, – что сосед ваш, Гаевой, совсем одинокий?
– Может быть, и я, – неохотно отозвался Сотников. – Гаевой действительно в первый же год войны всю свою семью потерял. Так, во всяком случае, он рассказывает…
– Потому, наверно, и нелюдимым стал?
Никандр Филимонович ответил не сразу. Видимо, ему почему-то неприятно было говорить о расценщике.
– Непонятный какой-то он человек, – задумчиво произнес наконец главный кондуктор. – Станешь с ним о фронтовых новостях говорить, так он никогда лишнего вопроса не задаст, не поинтересуется ничем. Как будто это и не у него вовсе вся семья от фашистов погибла. Непонятно мне это…
«Может быть, и в самом деле перестарался Гаевой, – настороженно слушая Никандра Филимоновича, думал Булавин. – Если он враг и роль нейтрального обывателя вздумал разыгрывать, то не учел, значит, что не в фашистской Германии находится, а в Советском Союзе…»
– И не одно только это показалось мне подозрительным, товарищ майор, – продолжал Никандр Филимонович. – Хоть и не очень разговорчив этот Гаевой, но о наших железнодорожных делах поговорить не прочь, и кажется мне, что технику транспортную знает куда лучше, чем простой расценщик или даже паровозный слесарь.
– Что же он, в серьезных технических проблемах разве разбирается? – спросил Булавин, все более удивляясь проницательности Сотникова.
– Да нет, о серьезных проблемах разговора между нами не было, – ответил Никандр Филимонович. – Но по всему чувствуется, что в транспортной технике Гаевой очень сведущ. Вот я и подумал невольно: с чего бы человеку с такими знаниями и, видно, довольно толковому в простых расценщиках состоять? Вы взвесьте-ка все это, товарищ майор. Время ведь военное, к каждому человеку придирчивей, чем обычно, приходится присматриваться…
– Спасибо
