спящей землёй шумит ураган,И ветер ночной поёт как цыган,
Мечтая задуть звезду как свечу.
И клин журавлей замыслил побег.
Жалей – не жалей, что я человек,
Я тоже живой, я тоже хочу!
В ознобе дрожа, гудят провода.
Не спят сторожа… Не важно куда,
Возьмите меня! Я щедро плачу!
Отменят рассвет – и тьма на века!
Туда, где нас нет, дорога узка.
Я тоже живой! Я тоже хочу!
Удушье и гарь… Ни неба, ни дна…
В рассудке ли хмарь, душа ли больна,
А совесть нести какому врачу?
Себя предавал – а каяться как?
Себя убивал – и вновь, как дурак,
Я тоже живой! Я тоже хочу!
Я – раненый зверь на голой земле.
Чем жить мне теперь? Опять на столе
Белеющий лист. Я молча кричу:
Пустите меня в ваш мир как в Сезам,
Где столько огня, что больно глазам!
Я тоже живой! Я тоже хочу!
«Если б мог я в чужие заглядывать сны…»
Если б мог я в чужие заглядывать сны,
Мне бы не были умные книги нужны,
И казалось бы скучным любое кино,
Есть ли музыка в мире – и то всё равно!
Не манил бы меня никакой Интернет,
Где так много всего – но и многого нет,
И немыми бы виделись все словари,
Что листаю ночами порой до зари.
Ночь темна и душна, словно дом без окон.
Тайны грёз охраняет суровый закон,
И его отменить не под силу ни мне,
Ни главе государства. Что, может, вполне
Справедливо. Но втайне я всё же боюсь,
Что кому-то порою назойливо снюсь
И такое творю без зазренья стыда,
Что в башку наяву не придёт никогда.
Я не против. Меня бы хватило на всех.
Грех – не грех, если дело имеет успех.
Нам, злодеям, любой беспредел по плечу.
(Если кто не умеет – то я научу!)
Мы-то знаем – в природе запретного нет,
А в России злодей – это дважды поэт.
И ему безнаказанность так же к лицу,
Как к лицу вдохновенье любому творцу.
Но, умей я чужие подглядывать сны,
Даже будни бы не были нынче трудны.
И я точно бы знал, кем кому прихожусь
И каким иногда беспричинно кажусь,
Кто обиды таит на меня много лет,
Кто – причина моих нескончаемых бед…
Не сжигал бы я годы бездарно дотла…
Но судьба занавесила все зеркала!
«День, похожий на другие – тоже день…»
День, похожий на другие – тоже день,
Свет вечерних тихих окон – тоже свет.
Для кого-то – бытовая дребедень,
А кому-то – давней юности привет.
Бездна серая в квадратной полынье,
Над безмолвием, звенящим как металл.
Плети ливня злобно хлещут по золе
Той весны, в которой я недогулял.
Мне б её у всех бессовестно украсть
И следов бы
