описание эмира Хамида, прозвучавшее из уст полицейского подполковника.
– Как чувствует? – внимательно спросил старший лейтенант спецназа ГРУ. – Он чувствует от человека опасность? А если эта опасность надуманная? Или он просто телепат и чужие мысли читает?
Подполковник Джабраилов привычно уже для взгляда Раскатова передернул плечами, подчеркивая этим жестом собственную неуверенность в произнесенных словах. Он вообще в своих утверждениях уверенности не показывал даже тоном.
– Он чувствует, как я понимаю, на что человек способен и чего от него можно ждать, чувствует отношение человека к себе. И ведет себя с ним соответственно.
– К вам, товарищ подполковник, он чувствовал, как я понял, большую симпатию! Наверное, это взамен вашей симпатии к нему? – в голосе спецназовца сквозило неодобрение.
– Не забывайся, старлей! – строго прикрикнул на военного разведчика подполковник чеченской полиции. – Не пытайся почувствовать себя ровней только потому, что у тебя звездочек на погонах больше. Звездочки у тебя другого калибра. У нас с эмиром Хамидом был общий интерес. Общая страсть, я бы сказал, – преферанс. Он большой любитель «пульку» расписать. И берет к себе в отряд только игроков. Все у него играют. Ты, кстати, играешь?
– Бывает. Но игрок из меня средний. Практики мало. Хотя бывают и удачные дни. И тоже, честно говоря, играю больше за счет интуиции. – Старший лейтенант Раскатов попытался смягчить тон разговора, который сам же вывел своим вопросом на повышенные тона. Просто он ментов не любил, тем более ментов чеченских, которые сами ничуть не лучше бандитов и пришли в МВД работать после того, как побывали в бандах. – Мне все знакомые говорят, что так играть нельзя, что так не бывает, что это случайность, когда я выбираюсь, если с двумя «проколами» на руках иду на мизер. Но в итоге прикуп один «прокол» прикрывает, второй я просто «сношу» и играю чисто. Или второй «прокол» по раскладу не проигрывается. Такое тоже бывало.
– Я такие мизера не играю, – со вздохом, но категорично сознался подполковник и неодобрительно пошевелил животом, который за полгода плена, надо думать, вдвое уменьшился, тем не менее все еще являлся самой заметной частью его бесформенного тела. – Это несерьезно. Это непрофессионально, в конце концов.
– А я разве говорил, что я профессиональный картежник? – удивился Раскатов.
Джабраилов нахмурился и о чем-то задумался.
– Кроме того, он любит поговорить, пофилософствовать. Но это только в том случае, если он к человеку расположен. Интеллект у эмира мощнейший. Но ему необходимо, чтобы его слушали. Это привычка преподавателя. Мне постоянно казалось, что он на меня, как на студента, иногда прикрикнуть хочет. Но умные вещи говорит и сразу понимает, если вопрос, скажем, просто так задают, не вникая в суть сказанного. Сразу сердится и начинает человека подозревать
