снадобья.
Для Александра и его дамы дело ограничилось испугом, но он оценил опасность занятий ботаникой и проникся благодарностью как к тому стрельцу, так и к экономке. Некоторое время назад офицер-благодетель вдруг стал расспрашивать Гипсона о различных обитателях Немецкой слободы, и бедный парень вертелся, как уж – и тайны своих знакомых выдавать не хотел, и спасителя обманывать было неловко. А совсем недавно этот стрелец сказал Гипсону: «Ты знаешь Пауля Краузе? Передай, что ему грозят такие неприятности, перед которыми обвинение в колдовстве покажется бледной тенью. Лучше всего ему уехать из Москвы.» «Куда?» «А это пусть сам решает.» Гипсон плохо знал Пауля, но тем не менее пошёл его предупреждать. Ваш родственник пошёл пятнами уже на середине рассказа.
Оказалось, что некоторое время назад Пауль и его приятель, капитан Фрид, напились и стали стрелять по галкам. Так метко стреляли, что ни одна галка не погибла, но зато Пауль прострелили надвратную икону у ближайшего монастыря.
– Не может быть, – не поверила Мэри, – Пауль хорошо стреляет.
– Хорошо. А капитан Фрид – так просто отлично. Я ж сказал – оба пьяные были.
Но при виде простреленной иконы Фрид протрезвел от страха: за такое святотатство можно пойти в Сибирь или даже сгореть в срубе. Монахи были на службе, а может, и где-то в другом месте, прохожих, кроме них – никого; Фрид увёл друга и они уже считали, что пронесло. Когда же Пауль получил предупреждение, то решил, что лучше его послушаться и скрылся.
– И на следующее утро к нему пришли дьяки?
– Нет.
«Вот почему мне это рассказывают только сейчас? Почему я не узнала об этой истории тогда, когда спор о наследстве был в самом разгаре? Нет, понятно почему: Пауль и капитан стрельбу по галкам тщательно скрывали, и от меня в первую очередь.»
– А как зовут стрелецкого офицера? Ну, который предупредил?
– Гипсон мне не сказал, а может быть, и сам не запомнил. Он ещё плохо говорит по-русски и очень плохо запоминает русские имена.
– Ну, с экономкой-то он договорился.
– Мэри!
– Для разговоров с экономкой много слов не надо. А потом, экономка его уже служила в немецком доме, кое-как изъясняется на нашем языке. Почти как ваша Дарья.
– Дарья говорит уже довольно прилично, целыми фразами.
Мэри и Дарья приготовили комнату для гостей. Кузина Гретхен, Цецилия, оказалась молоденькой блондинкой лет восемнадцати, по-детски пухленькой, с голубыми наивными глазками. Её муж, Роберт Дуглас, красивый мужчина, чем-то похожий на портрет герцога Бэкингема, явно обрадовался встрече с соотечественницей. Он взахлёб стал рассказывать про своё участие в недавней гражданской войне, про вынужденный переезд в Бранденбургскую Померанию и брак с Цецилией.
– Извините, я задерживаю Вас, мадам… Надеюсь, мы ещё успеем поговорить о нашей далёкой родине.
«Где я никогда не была», – подумала молодая женщина.
Последний
