ну тише ты, – Лида стала гладить подругу по спине, чувствуя, как та дрожит.
Варя подняла на Лиду заплаканные глаза:
– Лидочка, понимаешь ли ты меня? Ведь не могу я так жить больше и никого не любить! Знаешь ли ты, каково это, когда пусто в душе, ничего не шевельнётся, ничего не всколыхнётся? И так изо дня в день. Шесть лет уже пусто, чёрно… Душа моя черствеет, погибает… Чернота эта – будто червь. Будто червь, Лида, растёт, пожирает тебя изо дня в день, и не вырвать его оттуда, не спастись, он всегда с тобой. Опостылело всё! Ежели бы не дети, давно бы руки на себя наложила… – Варя прижала кулаки к груди, будто хотела что-то вырвать оттуда. – А теперича, понимаешь, это как, от говорят же, бальзам на душу, будто дыра в моём сердце зарастает. Как подумаю о нём – словно соловушка в сердце поёт, заливается, рассвет занимается, и цветы – везде – в сердце, в саду! – на мгновение тихая улыбка появилась на её лице, и она тут же будто засветилась от какого-то спрятанного внутри солнца, помолодела, лучистые морщинки в уголках глаз засияли. – Полюбила я его, Лида. Взаболь полюбила. Знаю, не даст мне Бог больше другого такого шанса, – она замолчала. – Часики мои тикают… Лебединая песня это моя, Лида… лебединая…
Помолчали.
– Ты прости меня, Варь, наговорила тебе. Слышь, не со зла я. Не знала, что всерьёз у тебя, – Лида ещё крепче обняла Варю, с удивлением отмечая, насколько та была худенькая и хрупкая.
– Да брось ты, не обижаюсь я.
Они стояли в обнимку посреди магазина, две подружки, две одноклассницы, знавшие друг друга с пелёнок, и молчали. Лида вспомнила, сколько всего они пережили вместе. Тяжёлая работа, голод, война, смерть. Много смертей. Потом – победа, а за ней – первые свидания и поцелуи, а потом замужество, дети, работа. К своим тридцати восьми они вдвоём вынесли столько горя, переделали столько работы, сколько положено не на один десяток жизней. А вот счастья – с трудом на напёрсток наберётся.
– Добро, пойду я, Варь.
Лида чмокнула подругу в щёку и вышла из магазина.
Варя проследовала за ней на улицу и сняла с двери табличку.
На дороге было пусто. Небо резко переменилось, стало серым, нерадостным. Ласточки-касатки суетились, носились низко над землёй. Не слышно было стрекота кузнечиков, не порхали бабочки, не жужжали пчёлы. Вся мелкота попряталась.
«Надо же, каких-то полчаса назад пекло солнце, а теперича…» – подумала Варя.
Она прислонила ладонь ко лбу и внимательно посмотрела вдаль, в сторону лесоповала. С севера, над ельником, небо заволокло тёмными грозовыми тучами. Лёгкий ветерок сменился холодным, уверенным, берёзы трепетали, послушно наклоняясь от каждого дуновения. Где-то вдалеке сверкнула молния, следом раздались глухие раскаты грома. Ветер хлестнул с новой силой. У Вари сорвало косынку с головы, она попыталась поймать её, но не успела, ту вмиг закружило и отнесло на соседний участок. Платок зацепился за трубу на обветшалой крыше дома и затрепыхался белым флагом, тщетно пытаясь сорваться.
«Нет, не вернуть уже…» – подумала
