совсем скоро, торопятся незаметно принять допинг для своего молоточка, который без посторонней помощи уже совсем не стучит.
Воспользовавшись моментом, бросаю в один из бокалов порошок, который достаю из лифчика. Завтра придурок будет меня благодарить, что это всего лишь снотворное, а не пурген. Было бы невесело уснуть и обделаться одновременно, да еще и с капитальным стояком.
Беру бокалы, оборачиваюсь и вижу, что урод уже облачился в длинный белый халат.
– О-о-о… – играя бровями, улыбаюсь, – какой ты сейчас… сексуальный.
Протягиваю бокал.
– Да-а-а… – раскрасневшийся, потный Аркаша ревет как медведь.
Берет вино и опустошает бокал залпом. Умница. Отставляет его на столик, надвигается на меня.
– Ты сводишь меня с ума… – шепчу я и пячусь.
– Иди сюда, – бормочет он и… распахивает халат.
Останавливаюсь. С неудовольствием замечаю, что то ли боец мне попался крепкий, то ли таблеточка уже начинает действовать, но старый, сморщенный, синеватый молоточек неумолимо оживает. Продолжаю изображать ответное желание, кусаю губы.
Решительно бросаюсь вперед и толкаю его на кровать. Толстяк падает, халат распахивается сильнее, но выхваченный одним ловким движением пояс уже находится у меня в руках.
– Сыграем по моим правилам, – произношу я загадочно.
Запрыгиваю сверху и быстро привязываю его руку к поручню кровати.
– Так тебе нравится, да, Светочка? – спрашивает он, шамкая губами. – Давай! Разбуди моего зверя! Потрогай его!
И я замечаю, что Аркашка уже слегка дезориентирован.
Хватаю галстук, висящий на спинке стула, и прихватываю им вторую руку толстяка. Жирдяй довольно улыбается: агрегат заработал на полную мощность, встал по стойке смирно и просится в дело всеми своими двенадцатью сантиметрами.
– Ну что? – интересуюсь, сидя на нем так, чтобы он мог чувствовать своим прибором жар между моих разведенных ног.
Легонько покачиваюсь из стороны в сторону, позволяя поверить, что все еще впереди.
Хозяин улыбается, кивая. Член довольно подрагивает.
– Твоей жене тоже понравится, – произношу я с усмешкой.
Его полузакрытые веки колышутся. Кажется, что-то идет не по плану, но он еще не понимает, что конкретно. Люблю именно этот момент: выражение лица у него, как у наивного младенца, который не понимает, почему отобрали сиську.
– Ч-что? – Аркаша не перестает улыбаться.
Но даже его сморщенные яйца умнее – они испуганно поджались.
– Вот что, – достаю телефон, встаю и делаю несколько снимков. – Скажи «сыр», придурок. А если станешь меня искать, фотки разойдутся по всему Интернету.
Вялые попытки выпутаться из «веревок» перемежаются с попытками тупо открыть глаза.
– Баю-бай, Аркадий, – веселюсь я, наслаждаясь картиной.
Гора жира спит, член бодрствует.
