ноги, но никто не должен знать, как мне больно. Иначе опять не отдадут. Моего сладкого ангелочка, моего родного Ванюшку.
Я иду в детское отделение, держусь за поручни вдоль стены.
– Можно я его заберу, – сквозь слёзы, почти шепотом, чтобы не зарыдать, спрашиваю медсестер.
– Ага! Можно! Вон он как плачет, к маме просится!
Беру свой сладкий комочек, прижимаю к груди, аккуратно несу, но походка уже другая – о боли забыла!
А может? А может, нас сегодня выпишут? – тлеет в груди надежда, но вслух и произносить такое страшно.
– Билирубин 320!!! Срочно под лампу и на коврик со светом!!! Капельницы!!! – распоряжается врач, а я молюсь – только пусть рядом со мной.
Эти сутки были ещё тяжелее – когда закончились капельницы, Ваню нужно было продолжать держать под лампой с закрытыми глазами, а он вдруг решил показать характер.
Такой визг стоял на весь этаж – до трёх часов ночи. Я плакала вместе с ним, а ему нужно было только мамино тепло – рядом со мной в ту же секунду засыпал.
Спасибо медсестре, имя которой я не запомнила. Пришла, вразумила кроху, покормила смесью и спать уложила. Поговорила со мной, успокоила. Мы с Ваней поспали даже несколько часов.
Утром билирубин был 270 – нам по-прежнему грозила реанимация и перевод в детскую больницу…
Мы опять оставались
Я вдыхаю свежий, дождливый воздух, прижимая к груди младенца. Меня ждёт машина, которая наконец-то увезёт меня из роддома – я пробыла в нем дольше, чем остальные.
Если считать всё вместе, на улице я не была больше двух месяцев. Вообще.
Была ли я рада сейчас? Нет. Я украдкой ловлю весенний воздух, позволяю каплям дождя вдоволь побрызгать мне на лицо и запрыгиваю в машину – как бы ребёнок не простыл.
Мы едем не домой – билирубин не снижается, в роддоме нас дальше держать нельзя.
Нас забирает не папа, нас увозит больничная буханка в республиканскую детскую больницу.
Вероятнее всего, у нас с Ваней был конфликт по группе крови, хотя анализы этого не выявили, но желтизна спадала только когда отменяли грудное вскармливание.
Его отменяли несколько раз, и несколько раз нас отпускали домой, но… Мы опять оставались…
Этому не было конца и края – желтуха сменилась воспалением кишечника и переливанием крови.
Я хотела быть слабой
Мы с педиатром склонились над памперсом, внимательно его изучая.
Я покрылась краской и тихонько плакала – не могла сдерживать слёзы. Никогда раньше я не позволяла себе так раскиснуть – всегда находила укромный уголок, чтобы дать волю эмоциям.
– Да что же вы плачете!? – ругала меня врач. – У вас здоровый ребенок, радоваться надо! Просто ему немного требуется медицинская помощь.
А я хотела домой. У меня уже не было никаких сил. Я хотела разделить эту ответственность за жизнь Ванюшки с мужем, а не тащить всё на себе.
Я хотела быть
