Уиндем, – сказал Дигби, – позвольте представить вам Несокрушима Банерджи, сержанта. Вне всяких сомнений, сержант – один из лучших новых служащих Имперской полиции его величества, а также первый в истории индиец, попавший в тройку лучших по итогам вступительных экзаменов.
– Впечатляюще! – ответил я, потому что действительно был впечатлен, а также потому, что, судя по тону Дигби, сам он впечатлен не был.
Сержант явно чувствовал себя неловко.
– Такие, как он, – продолжал Дигби, – это плоды новой политики правительства, желающего увеличить число местных во всех департаментах, помоги нам Господь.
Я повернулся к Банерджи. Это был худенький паренек с тонкими чертами лица. Люди подобного типажа и в возрасте за сорок выглядят подростками. Нетипичная физиономия для копа. Он казался серьезным и в то же время взволнованным. Гладкие черные волосы были аккуратно расчесаны на косой пробор, а круглые очки в стальной оправе придавали ему ученый вид. Он скорее походил на поэта, чем на полицейского.
– Сержант, я хочу, чтобы тут все осмотрели самым тщательным образом.
– Конечно, сэр, – ответил он с таким произношением, словно только что прибыл из гольф-клуба в Суррее. Его речь была гораздо более английской, чем моя. – Что-нибудь еще, сэр?
– Еще один вопрос, – сказал я. – Что вы разглядывали там, наверху?
– Я заметил там женщину. – Сержант моргнул. – Она наблюдала за нами.
– Банерджи, – вмешался Дигби, большим пальцем указывая на толпу, – за нами, черт возьми, наблюдают человек сто, не меньше.
– Да, сэр. Но эта дама была напугана. Заметив меня, она замерла, а потом скрылась из виду.
– Хорошо, – сказал я. – Организуйте розыск, а потом мы с вами отправимся туда и посмотрим, нельзя ли побеседовать с вашей дамой.
– Не думаю, что это хорошая мысль, приятель, – возразил Дигби. – Я должен тебе кое-что рассказать о местных и об их нравах. Если мы будем задавать вопросы их дамам, они могут отреагировать несколько неожиданно. Ты вломишься туда, чтобы допросить какую-нибудь женщину, и не успеешь оглянуться, как поднимется мятеж. Давай, может, лучше я этим займусь.
Банерджи неловко переступил с ноги на ногу.
Дигби нахмурился:
– Вы что-то хотели сказать, сержант?
– Нет, сэр, – извиняющимся тоном ответил Банерджи. – Просто я сомневаюсь, что кто-нибудь станет устраивать мятеж, если мы войдем в этот дом.
Голос Дигби дрогнул:
– И почему же вы так считаете?
– Сэр, – сказал Банерджи, – я совершенно уверен, что это бордель.
Час спустя мы с Банерджи стояли у дверей дома номер сорок семь по Маниктолла-лейн, обветшалого двухэтажного здания. Уж в обветшалых зданиях в Черном городе точно не было недостатка. Казалось, весь район состоит из этих ветхих перенаселенных жилищ, кишащих людьми. Дигби как-то высказывался по поводу местной нищеты и убожества, но, сказать по правде, был в этих постройках некоторый колорит, своеобразное
