стянул? Хорошо, если половину.
Спазмы длились еще почти минуту. А после хриплый шепот:
– Легче.
Он и сам знал, что легче. Его уже не выворачивало наизнанку, как совсем недавно, не простреливало больше колени, развязался в животе узел. Медленно спадало напряжение.
Аид приподнялся, перекатился и навис сверху. Хотел начать ругаться, сообщить о том, что, если бы знал заранее, не позволил бы… Но вдруг забыл про мысли, осознал иное – он лежит сверху на женщине. Этой женщине уже не больно, и она очень странно на него смотрит – мягко, податливо. Робко и смело, зовуще, чуть-чуть смущаясь…
– Поцелуй меня.
У него мгновенно выбило пробки предохранителя. Если он и приблизил свое лицо к ней, то совсем чуть-чуть, наклонился и застыл, сдержал себя. Нельзя. Он – загадка для самого себя, ящик с порохом, бездонный колодец с тьмой. Что будет, если он потеряет контроль, во что это выльется? А с ней он потеряет…
Но ему помогли принять решение чужие руки. Легки на обе щеки теплые женские ладони, притянули к себе, заставили коснуться губами губ. Смешалось дыхание, ауры, смешались мысли в голове, слиплись лужей из растекшегося сахара.
«Ты не знаешь, что творишь…» – должен был сказать он. Должен был все это прервать, не позволить развиться, сделать волевой шаг назад. Но им наслаждались. Санара никогда не чувствовал, чтобы им наслаждались столь открыто, явно, глубоко и до кончиков пальцев. Его запахом, его щетиной, весом, его ртом.
Она хотела его, желала, как родник, она изнемогала без него – Аид впервые в жизни ощущал нечто подобное, и молниеносно погорел щиток. Плевать на тьму внутри и на то, какие формулы она сплетет, плевать на само ее существование. Вечно сдерживаться – больше не для него. И тогда рванулись из стены прикованные руки узника, вылетели из камня ржавые болты, лопнули цепи…
Он вжал ее в матрас. Он навалился так, как хотел всегда, влился в Нову собой, как в сосуд, стал главным. Теперь он Судья во вторую очередь, мужчина в первую, и он – не пройдет и минуты – сделает это. Освободит себя из заперти, а ее из штанов, он отыщет уже настоящий вход – жаркий и влажный – и вложит себя туда до упора. Большого и горячего. Ему плевать, что чужой дворец и открытая галерея, плевать на отсутствие стен и пыльный бархат подушек – под его ладонями горячие запястья, под ним сплошное желание, чтобы греза воплотилась в реальность.
Он несся с горы, как таран. И не верил, что что-то способно в эту секунду его остановить…
Но прозвучал вдруг сзади знакомый голос. Ехидный и насмешливый. Пролил ему на разгоряченную спину ушат ледяной воды.
– Что я ви-и-ижу… Верховный Судья предается любовным утехам в общем зале. А как же мораль? Законы нравственности?
Под губами Аида губы Новы – их разделяют миллиметры. И все еще трещит воздух от такой страсти, погубить которую не в состоянии ни Серкан, ни все насмешливые советники разом. Огонь из ее глаз никуда не ушел, из его тоже.
Но, может, хорошо, что его остановил хоть кто-то?
Он почти сделал это. В
