и посмотрел в глаза Роману. В лице у него отразилось все то воодушевление, которым была ярко окрашена его длинная речь: губы его приоткрылись в едва заметной улыбке, брови слегка приподнялись, делая взгляд боле открытым, глаза блестели и выражали абсолютную убежденность и нацеленность. По всему было видно, что он не высказал еще главную свою мысль и сделал паузу для того только, чтобы попытаться определить для себя – интересны ли собеседнику его слова, стоит ли идти до конца и озвучивать то, в чем он так сильно был убежден. Роман, который все это время внимательно его слушал, смотрел на друга не произнося ни слова, ожидая той ключевой мысли, к которой он так упорно и красноречиво подводил его, и которая все еще сидела в Дульцове, будоража и распаляя его изнутри.
– Ты прекрасно знаешь, что всего каких-нибудь двести лет назад в обществе были широко распространены дуэли, – продолжил Дульцов спокойно и размеренно, совладав с собой за время этой короткой паузы настолько, что теперь только его горящие глаза выдавали сильнейшее внутреннее волнение. – Эти дуэли проводились с использованием холодного или огнестрельного оружия и часто заканчивались смертельным исходом или серьезными ранениями дуэлянтов. Как правило, в них участвовало два человека, и их смысловым посылом была защита поруганной чести и достоинства – своей или своих близких.
Такой подход был вполне в стиле Дульцова. Прежде чем перейти к сути вещей, он зачастую начинал издалека, описывая предмет разговора в мельчайших подробностях, желая, чтобы слушающий принял во внимание любые, пусть даже самые очевидные для него нюансы, но которые, если о них умолчать, он мог бы и не учесть.
– Причем словосочетание «поруганная честь», – продолжал Дульцов, – в то время означало не физическое изнасилование, как сейчас. Совсем нет – оно даже близко этого не подразумевало! Поводом к дуэли могло послужить, например, оскорбительно произнесенное прилюдно в адрес другого человека слово «рогоносец» или даже, такое безобидное сейчас ругательство, как «дурак». То есть, из логики поведения тех времен вытекает, что если я, например, в офисе, в присутствии твоих коллег назвал тебя дураком, то самым правильным для тебя ответным действием должен быть вызов меня на поединок, на котором мы, скорее всего, друг друга покалечим или убьем… Поведение наших взрослых предков еще каких-нибудь двести лет назад мало чем отличалось от поведения современных детей. Услышав оскорбление в свой адрес, они, как и сегодняшние подростки, воспринимали это с болезненным возмущением, и их реакцией было желание наказать обидчика, причем наказать еще более серьезно, чем нанесенная им обида. Такая неадекватная, примитивная ответная реакция сохранилось сейчас, пожалуй, только у школьников, и с точки зрения современного общества она выглядит, как минимум чрезмерной, а скорее даже глупой. Ты же прекрасно понимаешь, что если я назову тебя прилюдно дураком, стоит тебе начать отвечать мне словесно
