цивилизованном мире, это судебно наказуемо должно быть! А посмотрите на наши министерства. Из семнадцати министров – пять связано родственными узами; каждый третий – родственник! Да еще какие родственники – муж с женой. Юля, ты же помнишь, – обратился он к жене, которая сидела, держа голову абсолютно прямо, и с виду оставалась непроницаемой, – много было чего в советском союзе, и хорошего и плохого, но того, чтобы министрами были муж с женой, даже представить себе невозможно было. Это сразу бы попало под общественное осуждение. И боялись, боялись этого самого общественного осуждения. Вот о чем я! Текущая власть ставит себя выше людей: они творят то, что хотят, не считаясь ни с законами, ни с конституцией, ни с моральной стороной вопроса, ни с народом!
Все молчали. Марина (единственная кто смотрела Леониду Федоровичу в глаза) внимательно слушала, периодически понимающе кивая головой, Юлия Романовна так и не шелохнулась все это время, Дульцов откинулся на спинку кресла, и тоже, кажется, о чем-то размышлял, а Майский сидел угрюмый и мрачный, опустив голову и водя вилкой по своей тарелке, рисуя ею какие-то невидимые узоры.
– Да, сейчас конечно не советский союз, – начал Роман, когда отец остановился, – и власть не принадлежит народу – это точно. Но появились другие возможности, открылись новые пути. Если ты деятельный, инициативный человек – у тебя есть шанс реализовать себя, и ты можешь послужить родине, внести свой вклад в общее дело! – все это Роман говорил страстно, четко, уверенно, с глубокой убежденностью в свои слова.
– Возможности?! Ты говоришь о возможностях?! – взорвался Майский и, выронив со звоном свою вилку, посмотрел на Романа. Он пылал изнутри, и это состояние души в полной мере выразилось у него во взгляде: глаза его вытаращились и воспаленно смотрели на брата. – Для кого эти возможности?.. Раньше тоже надо было подстраиваться под власть – надо было быть коммунистом; но кроме этого еще и порядочным человеком. Если для тебя не существовало понятие честности, справедливости, уважения к другим людям, то и шансов продвинутся почти не было. За тридцать пять лет жизни в прошлом веке я не могу вспомнить ни одной неприятности, которая была бы связана с чиновничьим произволом, а сейчас любое обращение в государственную структуру, даже по самой незначительной мелочи – это целая проблема. А уж я-то в этой системе поверте-е-елся. Цели чиновников – их личная выгода. Они не понимают, что работают на народ, что зарплата им начисляется из бюджета; они заняты устройством своей жизни самыми аморальными и отвратительными способами. У них нет ни совести, ни страха. Пока такое поведение поощряется и остается безнаказанным на самом высоком уровне, на глазах у миллионов людей, те чиновники, что сидят ниже, будут чутко воспринимать эти сигналы сверху и относиться к гражданам как к массе, которая не имеет никаких реальных рычагов управления этим аппаратом, а только докучает им своими назойливыми просьбами. Это самые бесчестные преступники, враги народа, жулики,
