двора негостеприимных хозяев.
– Ах, хорош! Ах, хорош! C,est admirable! – твердила Евдокия Павловна. А ее дочери подавленно молчали.
– Ничего в нем особого нет. Как же, восхитительно! – надулся Василий Игнатьевич. – Мальчишка, бретер. Форсу-то, форсу! Видал я в молодости в своем полку и не таких красавцев! Вот, князь З*, например. Или, положим, Верский.
– Нет, папенька. Серж Соболинский – это что-то особенное! – заявила возмущенная замечанием отца Софи. – Таких больше нет!
– Есть, да не про вашу честь! Чтоб и близко к нему не подходили! Слышали, дуры? Глянули – и будет. Знавали мы таких. А то потом будут слезы да горячки. – Василий Игнатьевич выразительно посмотрел на свою жену Евдокию Павловну.
– Как, папенька, а именины Федосьи Ивановны? Ах, папенька! Ну, папенька! – загалдела вся женская часть семейства Иванцовых.
– Там и без вас хватит девок около него вертеться. Поедете, поедете. – Иванцов зажал уши, чтобы не слышать девичьих стонов. – Вот принесла его нелегкая в наш уезд! Не было печали, а теперь все в округе словно с ума сошли! Ох, что-то будет! Нелегкая его сюда принесла! Точно!
– Но он же такой красавец, папенька, – простодушно сказала Долли. – И у него такой красивый конь!
Шурочка фыркнула. Ох уж эта Долли! Сама она в разговор не вмешивалась. Сидела, притихнув в другом возке, вместе с Жюли и Мари, но слышала почти все, что говорили родители и глупая Долли. Перед Шурочкиными глазами все еще был молодой мужчина верхом на белом жеребце, тревожил его синий взгляд и ленивые, но сильные движения. Несмотря на изнеженный вид, в нем было что-то по-настоящему опасное. Это был хищник, зверь. Пока он был сыт, добыча его не интересовала. А если бы он был голоден? На месте богатой и знатной графини Б* она, Шурочка, себя тоже бы скомпрометировала, если бы этого потребовал Серж Соболинский. Но зачем ему компрометировать наивную уездную барышню, когда к его услугам баронессы и графини двух столиц?
Конечно, он только мечта, но зато теперь хоть есть о ком помечтать, и идеал мужчины определился: синие глаза, черные волосы, сильные стройные ноги. Да, и ноги тоже! В Шурочке впервые проснулась чувственность. Главное знать, что он где-то есть, пусть далеко, в Петербурге, в салонах богатых графинь, но все равно существует. Как она счастлива, должно быть, эта Б*!
Приехав домой, вспомнили и о Лежечеве. Ни в какое сравнение с Сержем Соболинским он, конечно, не шел, но зато в усадьбу приезжал чуть ли не каждый день и весьма обнадежил барышень Иванцовых. Ожидали, что на именинах у Соболинской все и определится. С кем будет танцевать Владимир – та и есть его невеста. По такому случаю маменька наскребла денег на новые платья для Мари, Софи и Долли. Жюли решили оставить в белом, а Шурочке перепало практически новое красное платье Долли: узкое в талии, с модными рукавами, лиф с глубоким вырезом и очень пышная юбка. Долли вдруг закапризничала и потребовала нового платья. Она топала ногой и кричала, что красное ей не идет. Ну, не идет! Как всегда, Долли сказала
