как сестра была, ты знаешь. Это хорошо, что вы с Руной… так дружите.
– Конечно, – недоумённо выговорил Грач.
Сейчас было сказано что-то весьма важное и значимое. Была поставлена какая-то грань, проведена черта. Какая, не ясно, но что-то неуловимо вставало на свои места.
В конце переулка появились две девицы, и одна из них протяжно позвала:
– Ру-уна-а!
– Сейчас! – Руна с досадой поморщилась. – Цветик, ты извини, ладно? – она заговорила вдруг ласково, почти нежно. – Мы с девчонками собралась к лавочнику, они уже ждут.
– Ну да, иди, конечно, – Грач не желал отпускать её, встреча вышла такой бестолковой.
– Я зайду к тебе, – вдруг нежно пообещала она. – Потом. Обязательно.
Она подала руку, и он пожал её прохладные, мягкие, чуть влажные пальцы и отпустил.
Те две девицы подошли и пренебрежительно окинули Грача взглядами. Он напрягся. Сжал губы и медленно отступил в сторону.
– А со мной поболтать уже не хочешь? – спасла его Власта.
Надо бы остаться, поболтать с ней, почти родной тёткой. Изгою это не зазорно. Да как назло заела давно знакомая тоска.
– Да нет, – обронил он, – извините.
– Ладно, ступай, – отпустила Власта и о чём-то вздохнула.
В одиночку он пересёк Залесье. Здесь не было общинных дворов и приказных изб как в посаде Приречья. Здесь – слобода, личные усадьбы, богатые и не очень, подворья, конюшни, крупные и не очень. Не очень – это так, как у Власты.
Слобода кончилась. Грач свернул на тропу к липовой роще. Там, в роще, начиналась река Смородина. Снег возле неё лежал пышный, нетоптаный – ходили туда редко. В роще Грач в прошлый раз виделся с Руной. Она сказала, что любит деревья и любит красивые вещи из дерева.
– Надо было сделать ей ларчик, а не какие-то глиняные горшочки…
«Зорька в небе заалеет,
С красотой твоею споря.
Мог её я не заметить,
Зорьку, ночкину сестричку.
Звёзды в небе засияли,
Как глаза твои сияют.
Мог и их я не заметить:
Что мне звёзды – ты со мною!
Мог. Но я зорю и звёзды
Замечаю и, как вечер,
Только их красой любуюсь —
Значит, нет тебя со мною…»
Грач горько усмехнулся: когда-то он написал для Руны стихи, так много стихов, что их можно было бы читать целую ночь. Он не сказал ей о том ни полслова – не верил, что стихи можно будет прочесть. Изгой – это изгой, она не обрадуется. Когда она недовольна, глаза у неё туманятся серым, а когда засмеётся – в них зелёные искры. Не знаешь, когда и краше! А смех ей идет. Когда она смеется, у неё нежнее взгляд, у неё трепещут губы и видны зубы с чуть-чуть неправильным нижним резцом. Нет, изгою надо иметь избыток самомнения, чтобы посметь так влюбиться.
Шесть лет назад посадские судьи зачитали ему поражение в правах. А прошедшим летом – это было перед самой осенью –
