критики[76].
Старые академии – Киевская и Московская – были «рассадниками» не только и не столько духовного, сколько общего образования. В начале XVIII в., когда перед епархиальными преосвященными была поставлена задача подготовки образованных ставленников на священнические места, логично было бы развиться традиции пастырских училищ, то есть школ со специально-пастырским курсом, минимумом общеобразовательных предметов и церковно-практическим направлением. Однако в реальности этого не произошло, и епархиальные архиерейские школы пастырскими училищами не стали. Укорененная в них латынь и способ изложения наук были столь далеки от приходской жизни и проблем пастырского служения, что обучение рассматривалось не как подготовка к духовной стезе, но как неизбежное испытание, формирующее терпение и мужество будущего пастыря.
Тем не менее Духовный регламент – основополагающий документ синодального строя – провел грань между специальным церковным и светским образованием. Регламент предлагал две формы духовного образования: местная, для непосредственных нужд епархии, и особая, Академия, имеющая общецерковное значение и дающая наилучшее образование, как общее, так и богословское[77]. Первая должна была удовлетворять потребности епархии в «ученых» кандидатах на священнические места, находиться под властью и попечением архиерея и содержаться на епархиальные средства[78]. Вторая – Академия – в отличие от школ архиерейских, должна иметь более ученый характер, искусных и «остроумных» учителей, давать широкое образование, как богословское, так и общее, при ней должна быть хорошая библиотека. Духовное служение выпускников Академии указывалось, но не как исключительное. Но академическое образование, и только оно, по проекту автора Регламента, давало бы право проповедовать слово Божие. Регламент давал и образец духовного училища этого высшего уровня, определяя состав учебного курса, правила воспитательные и нравственные. Главная цель училища – богословское образование, но соединенное с atrium humanorum: двухлетний курс богословия венчал общий восьмилетний курс обучения, учащиеся должны были последовательно освоить грамматику, «купно с географиею и историею»; арифметику с геометрией; логику; риторику со стихотворным учением; физику с краткой метафизикой; краткую «политику». Кроме того, языки – греческий и еврейский, но «если будут учители». Латынь за иностранный язык, разумеется, не считалась, ибо являлась языком науки и всякого достойного образования. Курс существенно отличался от привычного «академического» отвлеченно-формального набора киевского образца, ибо вводились науки «положительного знания» – математика, география, история. В советах по преподаванию богословия сказывались взгляды епископа Феофана: отойти от рабского подражания католическим summa'м theologiæ. и, по следам протестантских богословов, но в духе Православия, сблизить преподавание с самими первоисточниками богословских
Интересно сравнить критику архиепископом Феофаном (Прокоповичем) богословия «латынщиков» в письме к Якову Маркевичу (1716 г.) с его богословскими лекциями. Составленные для студентов Киевской академии в 1709–1715 гг. на латинском языке, они отчасти были введены в «Катехизис» архиепископа Феофана, изданный архиепископом Георгием (Конисским). См.:
Духовный регламент, тщанием и повелением Всепресветлейшего, Державнейшего Государя Петра Первого, императора и самодержца всероссийского, по соизволению и приговору Всероссийского духовного чина и Правительствующего Сената в царствующем Санктпетербурге в лето от Рождества Христова 1721 сочиненный. СПб., 1722 (далее: Духовный регламент). Часть вторая. О епископах. § 9. С. 38.
Духовный регламент рекомендовал обучать, кормить и содержать учеников «туне» и «на готовых книгах епископских», «дабы не было роптания от родителей ученических». На содержание учеников и школьных служителей разрешалось брать двадцатую долю хлеба с крупных епархиальных монастырей и тридцатую долю хлеба – с земель церковных; учителей же содержать должен был архиерей из своей казны. См.: Духовный регламент. Часть вторая. О епископах. § 11. С. 38.
