Кавказ», где мы тогда проводили съемку очередного эпизода. Я, как всегда, был у Прокопыча ассистентом кинооператора.
Любопытная Петрова увидела у меня в бумажнике солидную пачку денег, когда я доставал оттуда пятьдесят рублей, которые некстати попросил у меня взаймы Прокопыч.
– Откуда у тебя столько денег? – удивилась Петрова.
В бумажнике было шестьсот рублей, которые я получил прямо перед командировкой в кассе взаимопомощи – «на цели приобретения горных лыж и сопутствующего инвентаря». Так уж получилось, что экспедиция на Черноморский флот в декабре месяце стала для меня полной неожиданностью: вместо желанных хлопот по спортивным магазинам и катания на лыжах с подмосковных гор мне была уготована веселая командировка…
– Откуда столько денег? – переспросил я и подумал про Петрову: простота хуже воровства, даже сказать ей нечего; как она только ухитрилась деньги в бумажнике разглядеть?
Вместо меня, даже не задумываясь о последствиях, ответил Прокопыч.
– Он их этой ночью в рулетку выиграл, – сказал он, не моргнув глазом.
– Да, – подтвердил я и добавил уверенным тоном, за которым уже прятался дикий хохот: – В Турецкой слободке!
Глаза Петровой, что называется, вспыхнули.
– Правда? – спросила она у Прокопыча, как у старшего товарища, заслуживающего большего доверия, чем какой-то ассистент.
– Вот те крест! – подтвердил Прокопыч. – Этому балбесу повезло. А я проигрался. Теперь, вот, одалживаюсь.
В подтверждение он помахал перед носом Петровой зеленой купюрой с портретом вождя мирового пролетариата и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Как настоящий балбес, которому крупно повезло, я скромно потупился и промолчал. Началась съемка, и Петрова отстала от нас – побежала хлопать своей хлопушкой, а мы с Прокопычем встали за кинокамеру.
«Экран покажет!», – сердито говорил Прокопыч иным бестолковым режиссерам, когда они напрягали его буквально после каждого отснятого кадра:
– Ну как, Николай Прокопьевич? Получилось?
В тот раз после съемок к нам подошел вальяжный Мацуль, наш режиссер.
Прокопыч сидел на яуфе – ящике упаковки фильмов – и разбирал кинокамеру: резиновой грушей продувал фильмовой канал и обтюратор, кисточкой смахивал оставшиеся пылинки, протирал замшевой тряпочкой объективы и рассовывал их по гнездам в операторском кофре.
Я возился с отснятым материалом: разряжал в зарядном мешке последние кассеты, компостировал и упаковывал пленку в черные пакеты, рассовывал пакеты по банкам, клеил на них соответствующие этикетки и писал заказ-наряды для цеха обработки кинопленки.
– Ну как? – поинтересовался Мацуль у Прокопыча и, опережая его традиционный ответ, торопливо спросил: – Экран покажет?
Вместо ответа Прокопыч отвернулся от режиссера и засопел в свой орлиный простуженный нос. Он всегда так делал, когда сильно раздражался – то есть, весьма часто, потому что режиссеры нашей
