поросли чем-то: зеленым, голубым и желтым. Кевин предложил Джеймсу О’Кифу съесть один, но тот отказался.
– Трус. Цыплак.
– Ешь, ешь.
– Давай ты первый.
– Я съем, только если ты съешь.
– Цыплак.
Я смял фольгу, и хлеб горой вылез с одного конца сквозь фольгу. Как в кино, всем сразу стало интересно. Дермот Келли аж свалился с парты, стукнувшись головой об сиденье. Я оттащил корзину обратно под стол Хенно, чтобы он не ругался.
Соломенная корзина для мусора была доверху набита старыми бутербродами. И запах расползался по классу все сильнее, а ведь только одиннадцать: еще три часа до конца уроков.
Обеды мистер О’Коннелл готовил потрясающие! Жареная картошка с бургерами! Не готовил, конечно, а просто домой привозил. Прямо из города, на поезде, потому что в Барритауне закусочной еще не было.
– Вот же блаженный, – сказала мамка, когда отец рассказал ей, как от О’Коннелла разит в поезде картошкой и уксусом.
Еще мистер О’Коннелл готовил картофельное пюре. Навалит в тарелку целую гору картошки, проковыряет углубление, в середку кусок масла, и перемешивает. И так с каждой порцией. Делал им бутерброды с беконом. Или поставит на стол рисовый пудинг из магазина и разрешает есть прямо из консервной банки. Салат они никогда не ели.
Синдбад не ел ничего. Только хлеб с джемом. Мама заставляла его есть, грозила, что не выпустит его из-за стола, пока не доест. У папки как-то терпение лопнуло, и он на Синдбада наорал.
– Не кричи на него, Падди, – шептала мамка отцу, чтобы мы не слышали.
– Да он меня провоцирует.
– Только хуже сделаешь, – сказала ма уже громче.
– Избаловала ты его, вот в чем проблема. – И папка встал из-за стола. – Так. Я пошел читать газету. Когда вернусь, чтоб тарелка была пустая, а не то…
Синдбад скрючился на стуле и пялился в тарелку, точно надеясь, что еда исчезнет.
Мама ушла за отцом – закончить разговор. Я помог Синдбаду все съесть. У него самого еда валилась изо рта на тарелку и на стол.
В общем, мелкий просидел над ужином час или около того, пока папка не пришел с проверкой. Тарелка была пустая: что-то во мне, что-то в помойном ведре.
– Так-то лучше, – сказал па, и Синдбад пошел спать.
Такой уж он был, папка наш. Злился время от времени, и безо всякой особенной причины. Допустим, запрещал нам смотреть телевизор, а через минуту сидел с нами на полу, досматривая фильм. Правда, обычно недолго. Он вечно был занят. То есть он так говорил. Но в основном сидел в своем кресле.
По воскресеньям, перед тем как идти к мессе, я прибирал весь дом. Мамка выдавала мне тряпку – чаще всего лоскут старой пижамы. Начинал я с самого верху – с родительской спальни. Натирал мамин туалетный столик, раскладывал красиво гребни. Потом вытирал подголовник
