силуэт медленно тает во мгле за поворотом дороги. Прижавшись к нагретым на солнце тюкам хлопка, Гвендолин горько рыдает, ее мать, также плача и при этом шепча успокоительные слова, обнимает девочку…
…Вынырнув с самого дна Мичигана, Гвендолин поняла, что рыдает так же, как и тогда, семь лет назад, всхлипывая и трясясь в судороге. Джейсон прижимал ее к себе, поглаживая по плечу и повторяя: «Ну не плачь, детка, все хорошо». Чем-то он напоминал ее мать тогда. И все-таки был другим. Рядом с ним было по-настоящему хорошо, чувствовалось, что он может защитить от любых напастей и при этом не бросить в беде. Ни за что.
***
За эти дни Детройт смог по-настоящему изменить Гвендолин. В противоположность фальшивому, скучному и суетливому Чикаго этот город как бы распахнул перед ней ворота в прошлое, открыв по-настоящему прекрасный и волнующий мир. Этот город был живым и настоящим, и в нем Гвендолин, которая с шестнадцати лет старалась подавлять рвущуюся наружу демоническую сущность, теперь просто перестала ощущать в себе суккуба. Детройт впервые за долгие годы позволил ей быть человеком.
В один из дней, когда Джейсон никуда не отлучался, Гвендолин упросила его отправиться на прогулку по городу. Они прошли от Риверфронта, бросавшегося в глаза пестротой кварталов и первозданной красотой набережной, до бульвара Вашингтона и других центральных улиц, поражавших роскошью и классичностью особняков. Воистину, «Париж Нового Света» был прекрасен, и у Гвендолин при одном осознании этого на глаза наворачивались слезы. Всего каких-нибудь полтора века назад этот город был истинно французским, и такая близость к историческим корням вызывала у девушки еще большую тоску и ностальгию. Никогда она не была в Париже, а тут почти то же самое, только прямо перед тобой, протягивай руку и бери сколько хочешь! А всего в нескольких милях, за городской чертой – прекрасная Канада, земля истинной свободы!
Джейсон же, похоже, совсем не испытывал восторга по этому поводу, угрюмо бросая взгляды на встречавшихся в толпе прохожих негров и нелюдей, которые последнее время все больше оккупировали город. Прекрасный некогда, Детройт наполнялся грязью, и ценителя Истинной Красоты это явно угнетало.
Незаметно для себя парочка оказалась на южной окраине города, у заброшенного Форта Кадиллака, где обычно собирались толпы праздной молодежи. Здесь царило веселье, и причина его сразу же стала ясна.
У самых стен форта было расчищено небольшое пространство, в центре которого сидел на стуле паренек в простой одежде, темных очках и с банджо в руках. Вот он тронул струны, и все вокруг мигом стихли, замерев в радостном ожидании. Парень запел, и голос его эхом разнесся по развалинам крепости, усилившись в несколько раз.
Янки сочиняют многое про нас,
Что вроде мы играем только блюз и джаз,
Хоть музыка такая нам совсем не по нутру,
Ведь в наших грешных землях ей не разогнать тоску.
Что пьем мы в пабах лишь один шотландский скотч,
