земледелием. Крестьянский труд я наблюдал только со стороны, поэтому не знал, насколько он тяжек. В те летние месяцы 1993 года, помогая жителям Каматора, в котором практически все были заняты в сельском хозяйстве, я понял, как непроста жизнь земледельца.
До гражданской войны я иногда навещал бабушку в сезон полевых работ. Но единственное, что она поручала мне делать, так это перед сбором урожая поливать вином землю по периметру поля. Это было частью ритуала: так люди благодарили богов и духов предков за то, что те напитали почву плодородными соками и помогли вырастить много риса и других плодов.
Обитатели Каматора первым делом велели нам подготовить к посеву большой участок размером с футбольное поле. Взглянув на «фронт работ», я сразу понял: дело худо. Весь участок порос жестким кустарником, на нем было много пальм, и вокруг каждой примостилось по нескольку других деревьев, чьи ветки спутались между собой. Земля была усыпана пожухлыми листьями, отчего казалась совсем черной. Под гнилой листвой громко копошились термиты.
Ежедневно нам приходилось пробираться через кустарник и проводить часы, согнувшись в три погибели, орудуя мачете и топором. Деревья нужно было срубать как можно ниже, ближе к земле, иначе они быстро вырастут снова и не дадут взойти урожаю. Иногда, сильно размахнувшись, под тяжестью топора кто-то из нас терял равновесие и улетал в кусты, где лежал некоторое время, потирая натруженные руки и плечи. Когда родственник Гибриллы наблюдал такие сцены, он всегда качал головой и говорил: «Эх вы, избалованные городские мальчишки!»
В первый день работ мы пришли на участок с дядей Гибриллы. Каждому из нас он выделил кусок, который нужно было очистить от кустарника. Мы возились на своих мини-участках дня три, а дядя выполнил ту же самую работу за три часа. Когда я впервые взял в руки мотыгу, он не мог удержаться от смеха, глядя, как я держу ее. А потом показал, как правильно выкорчевывать куст. Он делал это фактически одним ударом, а я потратил тучу сил и времени, заходя с разных сторон.
Две недели прошли в страшных мучениях. Постоянно болела спина, все мышцы ныли. Но ужаснее всего было то, что я содрал кожу на ладонях. Они распухли и покрылись волдырями, ведь я не привык каждый день орудовать тесаком и топором.
После того как кусты были выкорчеваны, мы на некоторое время оставили их сушиться на солнце, а потом сожгли и долго смотрели, как густой черный дым поднимается в лазурное летнее небо.
После этого нам поручили сажать маниоку. Для этого нужно было часами стоять согнувшись и делать мотыгой небольшие лунки в земле. Периодически мы прерывались, чтобы отдохнуть, но не бездельничали, а разрезали черенки маниоки на маленькие кусочки и помещали их в лунки. Вокруг нас кипела жизнь, но мы ее почти не замечали: крестьяне рядом с нами занимались своим делом, напевая себе под нос, в ближайшем перелеске щебетали птицы, шумели ветви. Время от времени с нами здоровались соседи, шедшие на работу в поля и огороды или возвращавшиеся
