Врать не могла. Все равно выйдет нескладно. Но и все время молчать – тоже очень подозрительно. Вздохнув, решила спросить про свою семью. Если не знаешь, как лучше ответить, задай свой вопрос.
Меня очень удивила чрезвычайно странная реакция моей давней соседки по поселению. Я решилась сменить скользкую для меня тему:
– У меня есть семья. Четыре малолетних сестры, маленький же брат, и дед, – проговорила я на чистейшем венском диалекте центральных провинций Ольстеры.
До этого весь допрос велся на местном диалекте, который хмурый представитель не известной мне власти, знал очень слабо. Я замолчала, про себя усмехнувшись тому, как широко и удивленно открылись его глаза. Кто он такой – я пока не поняла, не представился.
Скорее всего поначалу он думал, что я из рожденных здесь людей. Нет, дорогой! Я не местная. Вновь усмехнувшись про себя, продолжила:
– Моему брату сейчас должно быть четыре года. Сестер зовут Беата, Эльма, Лора, Стена, а брата – Дрен. Мы жили в поселке лесорубов в предгорье Реар-Бро.
Суровый тип в камзоле с начищенными пуговицами, дернулся, нахмурился, поднялся и неожиданно резко подошел к двери. Простучал костяшками пальцев замысловатую дробь, и дверь с лязгом открылась.
– Побудь с ней, я пока прогуляюсь.
И вышел. В комнату ко мне вошел, очевидно, военный: тепло одет и – с мечом. Сторож стал у стены. Я сидела, не шевелясь, отвернулась от его грубого лица и уставилась взглядом в одну точку. Мозги усиленно работали.
Что меня ждет? Это самый главный вопрос. Из допроса, который шел уже час, мне так и не стало понятно, что же ожидает меня в дальнейшем.
Неожиданно воин вздохнул и прошел к стулу. Осторожно, стараясь не сильно греметь, отодвинул деревянный стул и уместил свой массивный зад на месте ушедшего – того, с пуговицами.
Я подняла голову и проговорила:
– Кто этот, который вышел?
Военный, с изумлением разглядывая меня, ответил:
– Сотрудник службы внешнего контроля за перемещенными лицами. Ты хорошо говоришь на венском. Недавно похитили?
В связи с услышанным у меня возникла целая куча вопросов, и я подумала, что, раз он военный (а это наверняка так) и идет на контакт, то с ним есть смысл поговорить. Дверь была закрыта и вряд ли он знает, о чем меня уже расспрашивали.
– Я отношусь к перемещенным лицам?
Военный странно на меня посмотрел и, помолчав, ответил:
– Видимо, да.
– Я – человек.
– Это точно. Я тоже.
Больше ни о чем спросить мне не удалось. Послышались гулкие шаги, и в комнату влетел суровый тип с пуговицами. Военный резво взвился, стремясь покинуть стул, да так неудачно, что задел коленками стол и снес плохо прилаженную столешницу. Та взлетела вместе с военным, и по комнате разлетелась кипа смятых бумаг. Раздался страшный грохот. Стол и стул опрокинулись. Вошедший держал в руках листы и от неожиданности
