промолчал. Наверняка, не одна. Может быть у нее есть еще дети от свена или от орка. А это значит, что его сводные братья и сестры (если таковые имеются) не смогут покинуть эти края. По закону не могут. И если мать сама не захочет их оставить, то парню придется сделать выбор: уехать одному или остаться.
– А ты? Ты хочешь уехать их этих мест? – спросил Свеярд.
– Я не знаю еще! Нужно мать увидеть сперва. Там решим.
– Решай. – Свеярд потрепал парня за плечо. – Ты хорошо разбираешься в орочьих лошадях, долго прожил здесь, выжил. Может, захочешь поработать на меня? Я неплохо плачу своим людям, подумай! Может, что еще полезного знаешь про местных свенов или что-то слышал про выкраденных людей.
– Да! Слышал! – Паренек с охотой начал рассказывать. В лесу такого сильного ветра уже не было, и не нужно было напрягаться и драть горло как в поле.
Парень начал рассказывать, а Свеярд – слушать. Слушать и не перебивать он умел: вид деятельности обязывал.
Парень открыл рот, и его рассказ в очередной раз показал Свеярду, что ему крайне повезло выехать в дорогу именно с этим возничим. Людей, чистокровных людей, в этих местах было крайне мало. А свены рассказывать о своих единоверцах и соплеменниках никак не спешили. Партизаны, одним словом.
– Девчонку наш орк взял себе. О ней весь наш край знает. Из выкраденных. Лет мало совсем. Светловолосая. Здесь и не видели таких. А ее родня, рассказывают, ей и не совсем родня. Как сводная. Отец что ли общий, а матери разные. Она всех спасла. А еще дед с ними жил, но он умер, слаб был. А может, кто помог, я не знаю… Так вот, наследник орочьего клана обратил на нее внимание и увез в Юрмот. Она с ним все время жила, за ласку или что там еще – уж не знаю, но он всю ее семью взял под опеку: дом им выстроили, стерегли беспрестанно и не одну из сестер малолетних на костер из этой семьи не возвели. Уж как староста поселения лесорубов ругался! А сделать ничего не мог. Их дом охраняли орки. Стерегли – можно и так сказать. Жили они за высоченным забором и носа на улицу не казали. А на костер, ну, невесту для мертвого бога ихнего, Хано привозил лично каждую весну. Красивых. Чужих, чистокровных. Жаль их, очень жаль.
Возничий замолчал.
Лошади волокли сани по лесу. Снега мало, накатанная ледяная поверхность хорошо скользила, и кони неслись во весь опор, стараясь довезти ненавистных людишек до места назначения как можно быстрее.
– Так вот, – паренек продолжил. – Хано девок привозил, и их сжигали. Звери! Кровищи всегда много пускали. Я сколько раз это видел: нас всех сгоняли к столбам. Много крови, много криков, чем дольше орет, тем лучше урожай… – возничий вдруг замолчал. Немного погодя, видя, что человек не перебивает, продолжил. – А эту семью не трогали. Поговаривали, староста хотел старшую девчонку себе в семью взять, а мелких на костер год за годом ставить. Не вышло. С Хано не поспоришь. Никто и не посмел. А девчонка, рассказывали, каждый месяц приезжала из города к своим на несколько часов. С охраной, на хорошей лошади и одетая во все дорогое и новое. Золото, да, золото было надето! И шуба из меха белого
