и, под давлением Ф[едора] Ильича, постепенно отказались и от попытки сформирования нового правительства, и от попытки вооруженного восстания против ленинцев. Это было тем легче, что как только Троцкий объявил «мир», всем стало ясно, что солдаты, даже порицающие большевиков, против них не пойдут.
Между тем движение «бойкота» против Ленина со стороны служащих всех учреждений, дум и т. д. приняло столь широкие размеры, что поставило новую власть сразу в трагикомическое положение. Ее «декреты» в девяти десятых России или в девяносто девяти сотых остаются на бумаге, и даже в Питере им не удается подчинить себе хоть одно ведомство. Первым результатом этого бойкота явился террор. Закрыли все буржуаз[ные] газеты и многие социалистич[еские], на заводах били и изгоняли меньшевиков и эсеров, кой-кого арестовали, «Правда» [120] и другие большевист[ские] газеты и сами «министры» открыто призывают к самосудам и погромам. Чтоб укрепить себя, ленинцы, с одной стороны, понеслись «на курьерских» к заключению мира и сделали это так грубо и неловко, что даже среди их сторонников стали понимать, что так можно прийти лишь не только к сепаратному, но и подло-сепаратному миру; с другой стороны, они стали приступать к социальной демагогии: декретировали «рабочий контроль», вовсе устраняющий предпринимателя от распоряжения заводом, объявили, в угоду левым эсерам, «уравнительное землепользование», провозгласили мораториум для квартир и векселей, обещают «уравнительное пользование» квартирами, перевели офицеров на солдатский паек, обещают немедленную «национализацию банков» и делают все это так безграмотно, безответственно и бестолково, что даже Люпер[121] и Дрюмон[122]вряд ли превзошли бы их. Все это, конечно, только распаляет ненависть в обывательских массах ко всему социализму и к рабочим.
Мы старались убедить наших меныпевик[ов] в том, что первым заветом, которому мы должны следовать в таком положении, является: ни в коем случае не участвовать в разгроме пролетариата, хотя бы он и шел по ложному пути. В этом смысле, кажется, мы достигли успеха, т. е. добились того, что большинство оборонцев, и наших и эсеровских, настроено сравнительно примирительно. Даже Церетели твердо, кажется, стоит на этой позиции. Менее тверд он в вопросе о необходимости признать единственным исходом из положения – соглашение с большев[иками] об образовании общедемокр[атической] власти (от эсеров до большевиков включительно). Вместе с Скобелевым, Либером и др[угими], он, отказавшись от коалиции, все еще мечтает о возможности власти из одних менып[евиков], эсеров и энесов[123], хотя факты (цифры голосования в УС) ясно говорят, что без поддержки большевистских масс такая дем[ократическая] власть будет еще более висеть в воздухе, чем ленинская, а просто отвлечь эти массы от Ленина, как они мечтают, нельзя в 2–3 недели. В нашем ЦК, во вс[яком] случ[ае], составилось большинство за этот исход (соглашения с болыпев[иками]): Ф. Ильич [Дан], Горев[124], Череванин, Эрлих
Сведений о французском общественном деятеле Люпере обнаружить не удалось.
Энесы (народные социалисты, Трудовая народно-социалистическая партия) выделились в 1906 г. из правого крыла партии эсеров. Программа включала создание демократической республики, отчуждение помещичьих земель за выкуп, сохранение крупного крестьянского землевладения. Лидерами были Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов. В июне 1917 г. энесы объединились с трудовиками. В 1918 г. партия была официально запрещена большевистскими властями.
