продолжавшихся фракционных столкновениях меньшевиков с большевиками моральные соображения играли немалую роль, и Мартов был особенно активен в разоблачении «этического релятивизма» Ленина и его сторонников. Теперь оно было связано с «эксами» – бандитскими грабительскими налетами большевистских боевиков для пополнения кассы Большевистского центра, действовавшего втайне от официальных партийных органов, – и наследством Н. П. Шмита. Что касается «эксов», то они были по настоянию меньшевиков категорически запрещены IV партийным съездом в 1906 г. (V съезд в 1907 г. подтвердил это решение, дополнив его требованием о роспуске всех боевых дружин.) Но большевики продолжали экспроприации, причем общее руководство ими находилось в руках Ленина. В январе 1908 г. произошла особо крупная тифлисская экспроприация. Большевики пытались сбыть в Стокгольме, Мюнхене, Париже, Женеве 500-рублевые купюры. Операция оказалась в основном безуспешной, так как русскими властями было передано за границу подробное описание похищенных денег. Дело о наследстве Шмита было связано с целым рядом подлых поступков видных большевиков – женитьбой их ставленника Таратуты на богатой наследнице, угрозами убийств и т. п.[6] В 1911 г. Мартов выпустил брошюру «Спасители или упразднители?», посвященную этим преступным похождениям Большевистского центра. Правда о большевистской уголовщине была настолько потрясающей, что даже такие авторитеты, как теоретик марксизма, видный германский социал-демократ К. Каутский, взяли Ленина под защиту. Б. И. Николаевский вспомнил, что через много лет он разговаривал на эту тему с Каутским, который счел свои тогдашние отзывы о Мартове «одной из самых тягостных своих ошибок, но подробно объяснял, что поверить Мартову тогда он не мог, что нужен был опыт революции 1917 года и последующих лет, чтобы правильно понять Ленина и убедиться в обоснованности тогдашних обвинений Мартова»[7]. Впрочем, и Николаевский, и Гетцлер, и некоторые другие авторы не отмечают, что при общей несравненно более высокой этичности Мартова и других меньшевиков по сравнению с большевистским лидером сама логика политической борьбы неизбежно толкала их к некоторому моральному пренебрежению. Теперь, когда события произошли, Мартов не требовал возвращения денег ограбленным или обманутым – он был озабочен тем, чтобы они поступили не в Большевистский центр, а в общепартийную кассу.
Между тем за границей Мартов активно участвовал в подготовке фундаментального издания «Общественное движение в России в начале XX века», которое удалось легально выпустить в Петербурге[8]. Он присутствовал на ряде социал-демократических форумов. В январе 1910 г. на пленуме ЦК он критиковал раскольнический курс большевиков и выступал за прекращение фракционной борьбы. На августовской конференции 1912 г. в Вене, созванной по инициативе нефракционного социал-демократа Л. Д. Троцкого, Мартов вошел в Организационный комитет партии, противостоявший сепаратно избранному в январе того
См. об этом:
