Мартов еще за границей понимал, что большевики стремятся прийти к власти не силой собственного класса, а увлекая за собой «солдат-крестьян»[9].
9 (22) мая 1917 г. Ю. О. Мартов возвратился в Россию вместе с небольшой группой своих сторонников – меньшевиков-интернационалистов. Встречали его торжественно – приветственные речи произнесли лидер эсеров министр В. М. Чернов, руководящие меньшевистские деятели И. Г. Церетели, М. И. Скобелев, К. А. Гвоздев. Мартов решил остаться в составе меньшевистской партии, несмотря на серьезные разногласия с ее руководством: он не одобрял ни революционно-оборонческой позиции большинства партии, ни ее участия в коалиционном Временном правительстве. Интернационалисты составили в партии меньшевиков оппозиционную группу. Позиция Мартова была им четко выражена уже в день приезда на заседавшей в это время Всероссийской конференции меньшевистских и объединенных организаций РСДРП. Его речь была встречена большинством делегатов с недовольством. Мартов и несколько его сторонников заявили, что они не несут ответственности за решения конференции, не участвовали в выборах руководящего органа – Организационного комитета.
Фактически интернационалисты превратились в автономную фракцию – в конце мая под руководством Мартова стал выходить «Летучий листок меньшевиков-интернационалистов», в июне он был инициатором создания их Временного центрального бюро. В «Летучем листке» № 2 Мартов писал, что меньшевики вместе с эсерами неизбежно способствовали тому, что недовольство масс бросает их в объятия ленинизма. Мартов выступает теперь с принципиально новой установкой – образования демократического правительства, опирающегося на партии, представленные в Советах, без участия буржуазных сил. И это, и в еще большей степени его предложение направить странам Антанты ультиматум с требованием начать мирные переговоры на базе всеобщего перемирия, а в случае отказа порвать с Антантой и вести сепаратные военные действия, если немцы атакуют, звучали тогда утопически[10]. Вместе с тем Мартов все более отдавал себе отчет в том, какова истинная цена ленинских страстных выступлений против мировой «империалистической» войны, все глубже понимал истинные цели своего бывшего соратника и друга. Он говорил меньшевику И. Г. Церетели: «Для Ленина такие явления, как война или мир, сами по себе никакого интереса не представляют. Единственная вещь, которая его интересует, это революция, и настоящей революцией он считает только ту, где власть будет захвачена большевиками. Я задаю себе вопрос, что будет делать Ленин, если демократии удастся добиться заключения мира? Очень возможно, что в этом случае Ленин перестроит всю свою агитацию в массах и станет проповедовать им, что все беды послевоенной поры происходят от преступления демократии, состоящего в том, что она преждевременно закончила войну и не имела мужества довести ее до полного разгрома германского империализма»[11].
