туфлю, и даже чуть отодвинулась. – Антон, почему ты до сих пор не проводил Наташу в ее комнату? Вы поживете в кабинете Сергея Анатольевича, наверху только две спальни у нас. Давайте-ка это соберем…
Наташа, кажется, все-таки покраснела, поднимаясь с дивана, чтобы запихать в чемодан вывалившиеся вещи. Антон нажал сверху, чтобы помочь ей его закрыть.
– Мама, это чтобы достать джинсы, которые Наташа привезла мне в подарок, я их как раз собирался померить – вот они тут.
– Хм.
– Для папы и для вас тоже есть подарки, но они где-то на дне, – сказала Наташа. – Я достану, но мне неудобно заходить в кабинет без хозяина.
– Ничего, – сказала Полина, вставая и открывая перед ней дверь. – Вам все равно надо разобрать вещи, вешалки есть в шкафу, я освободила часть…
Запах! В комнате пахло и чем-то совсем незнакомым, но и тот, из детства, запах будто тоже притаился то ли за знакомым письменным столом с оспиной на былой полировке от когда-то кем-то оброненного окурка, то ли за картиной, которая в детстве называлась непонятно: «Нотариус». На столе стояли закрытый ноутбук и портрет деда в почти совсем стершейся бархатной рамке, но в Москве в ней был портрет кого-то другого, а чей именно, она так и не вспомнила – только рамку.
Сквозь дверь ей было слышно, как мать с сыном о чем-то спорят в гостиной, но слов было не разобрать. Тут они смолкли на миг, и Антон громко крикнул:
– Наташа! Папа приехал!
Она отбросила платье, которое собиралась повесить, и, забыв про страх встречи, выскочила в гостиную. Отец стоял у дверей еще в плаще, ослепленный с улицы светом в комнате, а мать и сын, когда появилась Наташа, застыли на ходу. Ее перенесло словно ветром, она обняла отца, ощутив через свой свитер и холодок плаща, и тепло его руки, которой он похлопал ее по лопатке и оставил там на мгновенье. Но долго так было нельзя – она отступила на два шага, и они теперь глядели друг на друга.
– Встреча на Эльбе, – невпопад съязвил брат и приклеил улыбку.
– Сережа, сними плащ, – сказала Полина и, подойдя, стала стаскивать с него плащ сзади, пока он все не мог оторвать взгляд от дочери. – Вот твои тапочки…
– Ну привет, – наконец вымолвил он. – Как ты долетела?
– Отлично, пап, спасибо.
Он сел на табурет и стал развязывать ботинки – покряхтывал как-то незнакомо. Волосы на затылке, который был виден ей сверху, сильно поредели, вероятно, от химиотерапии.
– Я пойду приготовлю ужин, – сказала Полина Николаевна поворачиваясь. – Сядем в гостиной или на кухне на скорую руку?
– Надо торжественно, наверное, – сказал отец, управившись с первым ботинком, а шлепанец, в который он вдел эту ногу, был резиновый и словно больничный.
– Папа, не надо никаких торжеств, ты устал, давайте сегодня на скорую руку, а завтра как раз суббота, и я вам приготовлю на обед французский суп!
– Как бы не так, – сказал он, управляясь со вторым ботинком. – Мне надо завтра в суд. Поправки в Конституцию прислали на
