многое, уж поверь! Ничего ты о нём не знаешь! Он себя в обиду не даст.
Маша округлила глаза.
– Ничего не знаешь ты, Цапельский, как я посмотрю! И знать, по всей видимости, не хочешь! – Маша развернулась на пятках и вышла из комнаты.
Пришла к себе, перевесила плечики с сарафаном на оконную раму, чтобы он проветрился, затем упала на кровать и укрылась с головой покрывалом. «Это нервы. Всё пройдёт… Надо держать себя в руках.»
Скрипнула дверь, и Маша чуть отодвинулась к стене. Костя лёг боком, обхватив её за талию, и жарко задышал в шею.
…Они вздрогнули оба, когда через окно в комнату что-то влетело и упало на пол, громко стукнув. Надо же, как сморило и её, и Костю. Маша приподнялась на локте и ткнула Цапельского:
– Ты слышал?
Костя нехотя поднялся, подошёл к окну и перегнулся через подоконник. Маша протёрла глаза – вечерние сумерки укрывали сад, словно проглотив несколько часов, как будто их и не было.
– Не вижу ничего, – прошептал Костя.
– Дай я посмотрю, – Маша почему-то уже догадывалась, что это никто иной, как Люська. Вот только остался ли он стоять под окнами, увидев Костю? Она оттеснила Цапельского и негромко свистнула.
Кусты зашевелились, и светлая голова Люсьена замаячила внизу.
Маша повернулась к Косте. Тот ошарашенно переводил взгляд с неё на Люсьена.
– Пойдём, Цапельский. Люська уговаривать не будет.
Они спустились вниз и проскользнули мимо дверей гостиной, где в этот момент находились оставшиеся члены семьи. Цапельские сидели молча, играли в карты, и лампа под кружевным абажуром, стоявшая посреди большого стола, отбрасывала тени на стены и лица присутствующих. У Маши мороз по коже прошёл, когда она увидела Софью Дмитриевну – восковая кожа её светилась в тусклом свете сквозь голубоватый дым трубки.
«Репетиция поминок…»
– Привет! – Люська демонстративно держал руки в карманах.
– Привет, – ответил Костя.
– Ты как узнал, где моя комната? – удивлённо спросила Маша.
– По сарафану, как ещё? – усмехнулся Люська. – Он тебе очень идёт.
– Какого чёрта? – начал Костя. – Ты, вообще, в курсе, что…
– Тихо, тихо! В курсе он. Как твой синяк? – Маша протянула руку к лицу Люськи, но он дёрнулся в сторону и, шагнув, скрылся в тени. Оттуда уже глухо произнёс:
– Пошли к реке. Я там веток накидал днём ещё. Костёр разожжём. Может, это, – Люська обратился к Косте и кивнул в сторону освещённого входа, – хлеба возьмёшь? Пожарим…
Маша дёрнула Костю за рукав, и он, ещё немного подумав, согласился. Но потащил с собой и Машу, словно боялся оставить её с Люсьеном.
Они дождались, когда Катя с подносом уйдёт в гостиную, и успели за пару минут прихватить батон хлеба и выйти незаметно из дома.
– Вот зачем я это делаю? – бурчал Костя, двигаясь вслед за Машей, которая шла за Люсьеном. – Чего вы добиваетесь?
– Не
