то ты ещё больше загонишь себя в угол. И, может быть, я хочу тебя поцеловать. Наверное, хочу.
Её глаза распахиваются от шока и ужаса. Надеюсь, что последнее не так, и я это придумал, потому что ни разу не говорил подобное женщинам. Чертовски сложно быть честным с ними. Они от этого впадают в какой-то странный транс.
– Так, ты снова зависла, Дженна. Надо привыкнуть, но ты подскажи мне, как тебя выводить из этого состояния, ведь когда мы будем в кругу твоей семьи, это будет, мягко говоря, неадекватно расценено.
Она хлопает ресницами и беззвучно делает пустой звук губами.
– Я… хм, думаю. Мой мозг спит, и я пытаюсь его разбудить. Я торможу… от тебя приятно пахнет, и ты стоишь очень близко ко мне. Я не умею… как это говорят… я паниковать начинаю, потому что ты огромный, и мне… ну… сухо в горле. – Дженна снова делает этот смешной звук губами, прерывисто дыша. Я оказываю на неё очень странное влияние. Я ей нравлюсь. Точно! Но она борется с собой. Это так занимательно!
– Дженна, всё в порядке. И я скажу тебе, точнее, покажу, что у меня за парфюм, когда буду расставлять свои средства гигиены на столике в спальне, которую нам отведут твои родители. Так мы едем?
Я стараюсь больше к ней не прикасаться, но это чудовищно сложно. Она вся такая непонятная и притягательная. Мне хочется щупать её везде. Какой же я идиот.
– Тебе придётся стать ветеринаром.
– Ничего. Почитаю на досуге, что там они делают, и не буду углубляться в работу. Я умею уходить от разговоров, которые не хочу поддерживать.
– Они очень шумные, и их много. Они могут напугать тебя.
– Идеально. Моя семья скучная и консервативная. Будет интересно узнать, какие бывают семьи, и какую я хочу для себя.
– Я… между нами ничего не будет. И даже если мы будем целоваться, то дальше этого не зайдёт.
– Я умею держать себя в руках. Больше пяти лет справлялся, пять дней погоды не сделают.
– Никаких твоих этих уловок с голосом, понял, Кент? Никаких.
– Каких уловок? И что с моим голосом не так?
– Вот сейчас ты тоже это делаешь. Твой тембр становится сладким настолько, что, кажется, у меня начнётся диатез по всему телу. И в японском кафе ты тоже так воздействовал, своим голосом, убеждая меня, что диатез – это хорошо.
– Никогда не замечал за собой такого. Может быть, это ты на меня так влияешь? – усмехаюсь. Я, правда, меняю голос? Не знал. Надо запомнить. И он явно ей очень нравится. Дженна вся покрывается краской.
– Не смей меня сейчас соблазнять.
Какая упрямая женщина!
– Я ничего не делаю. Это просто разговор, Дженна. Если ты считаешь, что каждый мужчина, который ведёт с тобой диалог, при этом ещё и соблазняет тебя, то это серьёзные проблемы. У тебя крышу сносит от одиночества и без мужчины, – хмыкаю я. Да-да, я козёл. Знаю, но она такая
