крови. Вообще-то он должен был в это время сидеть, закрыв ставни от солнца и моря, и учить неправильные легийские глаголы. А потом еще упражнения писать из безнадежно толстого учебника. Но он не мог пропустить эти минуты яростного белого полдня. Никак не мог. Пусть Гай ругается потом, если он опять долго провозится с уроками. Пусть. В этом нестерпимом белом небесном огне куда больше смысла, чем в грамматике.
– Змей! – несколько минут спустя оглушительно рявкнул этот Гай, этот хмурый, всегда злой большой мальчик с раскосыми болотными глазами. – Ты где должен быть? А ну быстро марш делом заниматься!
Почему его глаза от ненависти плавятся, когда он на Дая смотрит? Какая ему, в конце концов, разница, выучит Дай свои глаголы или нет? Но Дай обещал, что будет слушаться. Не ему обещал, конечно, а Юму. Он спрыгнул с подоконника и осторожно проскользнул к столику с учебниками. Гай фыркнул от злости.
Конечно, Юм объяснил, что даже на Дая свободного времени нет, что у Артема тоже Венок на руках, а Гай ему бездельничать не даст, будет присматривать и учить… Гай и учил. Да так, что прежняя школа казалась раем. Никакими педагогическими принципами он обременен не был, мог треснуть и ругал такими обидными словами, что Дай убегал и ревел где-нибудь в углу.
Но, конечно, Гай никогда не бил так, чтоб правда стало больно. Следил, чтоб у Дая была чистая одежда и чтоб он ел не только орехи и яблоки. И самое главное – чтоб делал уроки. Но отпускал гулять он тоже вовремя, правда, если Дай опаздывал к обеду, то ругался так, что Дай жмурился (и учил новые слова).
Весь большой, сложенный из белого известняка вплотную к скале дом был забит настоящими старинными книгами, и этот худой подросток с повадками старика занимался ими с утра до ночи – а тут надо тратить время на Дая. Обыкновенных, для жилья, комнат было немного, все остальное занимали стеллажи и шкафы с книгами и книжищами (трогать нельзя) и аппаратура для копирования и печати. В стене дальней комнаты тяжелая дверь вела в вырубленное в скале особое книгохранилище, но туда даже краешком глаза заглядывать – «не сметь». Ну и ладно… Правда, когда Гай там скрывался, Дай переставал ждать окриков и играл со своими камешками.
За полтора месяца на Берегу Юм появился лишь однажды. Вечером. И такой уставший, что Дай боялся шевелиться – он никогда таким измотанным Юма не видел. Даже взгляд был, будто он смотрит из глубокого колодца. Но Дая он обнял, пошептал смешные слова, подарил несколько маленьких самоцветиков в серебряной старинной коробочке, а потом они пошли купаться. Юм немного поплавал, Дай поиграл в прибое с камешками, потом Юм вернулся и затащил Дая в воду – только недалеко, конечно, по пояс, к тому же Дай держался за него и не боялся. Смеялся даже, когда Юм таскал по мелководью за руки – за ноги. Он вдруг увидел старый, крестообразный белый шрам у Юма против сердца, невольно потрогал пальцем – Юм осторожно отвел его руку и стал учить нырять, но Дай
