и он ответно делает мало заинтересованный вид, с которым он берёт свою чашку и со знаковым воодушевлением, – меня не провести, – начинает пить свой горячий напиток.
Михаил со своей стороны, трудно понять, что думал, а уж что он замыслил, то это только ему одному известно, сделав несколько звучных глотков, нарушающих внутреннее настроение и душевное спокойствие людей деликатного и культурного образа мыслей, – это ещё за прихлебательство такое, – отставляет чашку, знаково смотрит на Клаву и спрашивает его. – А ты сам-то готов? – И понятно, что Клава не сразу уразумел, о чём его спрашивает Михаил.
– Ты это о чём? – переспрашивает Клава.
– О том, что не каждому по плечу вынести, обрушившуюся на него славу. – Без тени намёка на шутку, с полнейшей серьёзностью говорит Михаил. Отчего Клава и не может смехом отреагировать на это его попахивающее сарказмом заявление. И Клава, видя, что Михаил к делу его обдуривания подошёл со всей серьёзностью, – даже скрипом зубов себя не выдаёт, – решает принять его правила игры, но только для виду. А так он будет всё держать под контролем своего сомнения и всё, что ему скажет Михаил, тщательно проверять.
– Со всей уверенностью не скажу, но я готов попробовать. – Даёт свой ответ Клава. Михаил изучающе смотрит на него и говорит. – Ты почти меня убедил. Ну а чтобы я был полностью убеждён, тебе придётся пройти небольшой тест на сообразительность. Ты готов? – вновь придвинувшись к столу, задал вопрос Михаил. Клава же не стал испытывать судьбу и Михаила, возмутившись: «Что ещё за тест?!», а он, не отводя своего взгляда от Михаила, дал краткий ответ: Готов.
Ну а Михаил, как уже ожидалось Клавой, не сразу стал вводить его в курс своего тестового задания, – мигом сгоняй Клава за добавкой для моего кофе, – а он для начала взялся за опросник. И при этом совершенно не объективно и независимо, а манипулируя сознанием Клавы, с отсылками на авторитетов и на обобщения. Хотя и тут немного забегается вперёд, и прежде чем Михаил приступил к Клаве со своими вопросами, он и не пойми откуда достаёт небольшого размера лист бумаги, – такой всегда должен быть под рукой у человека нашей профессии и не всегда порядочного образа мыслей и жизни, – начинает на нём делать какие-то записи, время от времени поглядывая на Клаву. А Клава на это дело смотрит и думает, что тот его однозначно там характеризующе прописывает.
– Всё. Готово. – Отписав, что хотел, говорит Михаил, затем сминает этот лист бумаги и в таком смятом виде убирает себе в карман пиджака. После чего знаково смотрит на Клаву и приступает к своему опроснику.
– Журналист в своих зарисовках жизни в виде статей, в основном упирает на чёрные цвета. А твой, какой любимый цвет? – вот таким хитрым манёвром подводит Клаву под свои выводы Михаил. И теперь Клаве, даже если его любимый цвет чёрный, – а если белый, то он что, не журналист, – нужно как следует подумать над своим ответом Михаилу, который, исходя из его ответа, сделает свои дальтонические
