молча уселась, и Камиль спросил себя, какой же узел они умудрились завязать. Ирэн, очевидно, задалась тем же вопросом, но оказалась умнее его. В тот момент, когда он собирался тронуться с места, она взяла его руку и положила себе на бедро, очень высоко, как раз под напряженный живот, а после, внезапно ухватив за затылок, притянула к себе и крепко поцеловала. Потом они посмотрели друг на друга, удивленные тем, что так быстро выбрались из дурного пузыря молчания, в который ненароком угодили.
– Я люблю вас, – сказала Ирэн.
– И я люблю вас, – сказал Камиль, разглядывая ее. Медленно провел пальцами по ее лбу, вокруг глаз, по губам.
– Я тоже люблю вас…
«У Мишеля». Действительно великолепно. До чертиков по-парижски, всюду зеркала, официанты в черных брюках и белых куртках, гул как в привокзальном зале и почти ледяное мюскаде. На Ирэн платье в желтых и красных цветах. Задуманное как широкое, оно значительно отставало от хода беременности, и пуговицы слегка разошлись, когда Ирэн села.
Народу было много, и шум обеспечивал им полную интимность. Они говорили о фильме, работу над монтажом которого Ирэн пришлось прервать, хотя ее по-прежнему держали в курсе, о разных друзьях; Ирэн спросила Камиля, как поживает его отец.
Когда Ирэн пришла в первый раз, отец Камиля принял ее, как если бы они были знакомы всю жизнь. В конце ужина он сделал ей подарок: работу Баскья[13]. У отца были деньги. Он довольно рано отошел от дел и продал свою аптеку за солидную цену: истинной суммы Камиль, безусловно, никогда не узнает, но она позволяла отцу содержать слишком большую квартиру, домработницу, в которой не было особой необходимости, покупать больше книг, чем он мог прочесть, и столько музыки, сколько он мог прослушать, а также в последние год-два совершить несколько путешествий. Однажды он попросил сына дать разрешение на продажу картин матери, на которые галеристы облизывались с момента закрытия ее мастерской.
– Она их писала, чтобы люди смотрели, – ответил Камиль.
Сам он оставил у себя только несколько полотен. Отец сохранил всего два. Первое и последнее.
– Деньги будут твои, – заверил его отец, говоря о картинах, которые собирался продать.
– Потрать их, – ответил Камиль, смутно надеясь, что отец ничего подобного не сделает.
– Я говорил с ним по телефону, – сказал Камиль. – У него все в порядке.
Ирэн пожирала то, что ей принесли. Камиль пожирал глазами Ирэн.
– Скажи Луи, что это было великолепно, – заявила она, слегка отодвинув тарелку.
– Могу ему и счет отдать.
– Скупердяй.
– Люблю тебя.
– Очень на это надеюсь.
Добравшись до десерта, Ирэн спросила:
– И как продвигается твое дело?.. Я недавно слышала по радио выступление судьи… Как там ее? Дешам, верно?
– Верно. И что она сказала?
– Не много, но ощущение,
