style="font-size:15px;"> – «Пишу тебе, потому что сегодня мне двадцатка стукнула. И такого дня у меня еще не было. Я ведь беспризорничком родился, какие там дни рождения. Шамовки перехватил, морду не набили – уже праздничек. А тут ребята – ну все, Варюха, весь наш боевой взвод – загоношились и гульнули. И так все хорошо было, Варя, весело, дружно. И все речи толкали.
Все больше о том, как после войны жить будем. И еще насчет детей, конечно, разговор был. Ты себя, Варюха, береги, слышишь? Ты же в мамы готовишься. Уж как-нибудь прохарчись маленько. Родишь сына – Костей назови. Мне это имя очень даже нравится. И смотри, Варюха, если не вернусь, расти так его, чтоб человек вышел, а не дешевка какая. Думаю о тебе, денечки наши считаные вспоминаю и целую, как умею. Твой Витька Святкин».
Все молчали. Константин вскочил неожиданно:
– Мне позвонить надо. Домой. Срочно.
– В конторе есть телефон, – сказала Анна. – Я провожу. Извините, мы скоро вернемся.
Было уже довольно поздно, но старик Илья Иванович не спал. Он сидел на кухне и занимался привычным и любимым делом: доставал из коробки свои многочисленные солдатские медали, разглядывал каждую и тихо улыбался, вспоминая что-то, ведомое только ему.
Телефонный звонок раздался, как всегда, неожиданно, да и был неожиданным: громким и длительным. И Илья Иванович торопливо засеменил в большую комнату, где стоял телефон.
– Слушаю, – сказал он, сняв трубку.
Трубка молчала, и старик еще раз сказал: «Слушаю вас». И тогда трубка ответила вдруг:
– Здравствуй, батя.
– Что?.. – недоверчиво переспросил Илья Иванович. – Что вы сказали? Что?..
– Здравствуй, батя, – уже громче и увереннее сказала трубка. – Это я, Константин. Ну как ты там?
Старик хотел ответить, но не мог. Губы задергались, голос больше не слушался его.
– Батя, ты меня слышишь? – уже с беспокойством спросил Константин. – Это я, батя.
– Костя?.. – сдавленно переспросил Илья Иванович. – Это ты, да? Ты это звонишь?
– Я, батя, я.
– А Люба спит. Разбудить?
– Ты мне сейчас нужен, а не Люба, – сказал Константин. – Свинья я у тебя, но ты уж прости меня. Прости, батя.
Илья Иванович молчал. По лицу его вдруг медленно потекли слезы, но он не замечал их и – улыбался.
– Батя, чего замолчал? – встревожился Константин. – Слышишь меня?
– Слышу.
– Скажи Любе, чтоб три билета на Москву заказывала. Три, понял?
Из спальни вышла заспанная Люба. Хотела что-то спросить, зевнула, привычно протянула руку за трубкой, но старик так сердито махнул рукой, что она остановилась в крайнем изумлении.
– Три билета на Москву! – прокричала трубка.
– Три билета, сынок, – громко повторил Илья Иванович. – Три, и все – на Москву!..
Была звездная ночь, и по дороге к памятнику шли Константин и Анна.
– А я никогда не получала писем от папы. Он не писал в ту ночь перед боем,
