да ничуть, разве я не сказал вам, что ваш гений состоит в преобразовании импульсов в намерения?
– Мой гений? – отозвалась она эхом с внезапной ноткой усталости. – Есть ли более надежное испытание на гениальность, чем успех? А я определенно не преуспела.
Селден сдвинул шляпу со лба и косо взглянул на нее:
– Успех – что такое успех? Мне было бы интересно услышать ваше определение.
– Успех? – Она задумалась. – Взять от жизни все, что можно, я полагаю. Хотя это относительно, в конце концов. Разве вы так не думаете?
– Я так думаю? Господи упаси! – Он опустился на скамью с неожиданной энергией, опершись локтями на колени и глядя на тучные поля. – Мое понимание успеха, – сказал он, – это свобода личности.
– Свобода? Свобода от забот?
– От всего: от денег, нищеты, от удобств и тревог, всякой материальности. Жить в республике духа – вот что я называю успехом.
Она склонилась к нему в ответном порыве:
– Я знаю, я знаю… Как странно, но именно это я чувствую сегодня.
Он взглянул на нее с затаенной нежностью.
– Это чувство – редкость для вас? – спросил он.
Она зарделась под его взглядом:
– Вы полагаете, что я ужасно корыстна, так? Но, возможно, это потому, что у меня никогда не было выбора. Или, другими словами, никто не рассказывал мне о республике духа.
– Но никто и не может рассказать. Это страна, путь в которую каждый должен отыскать сам.
– Но я никогда бы не нашла дороги туда, если бы вы не были моим проводником.
– Ах, там стоят указатели, но надо уметь их читать.
– Ну да, я знала, знала! – воскликнула она, светясь воодушевлением. – Каждый раз, когда вижу вас, я читаю язык знаков – и вчера вечером за ужином мне открылась тропка в вашу республику.
Селден все еще смотрел на нее, но уже по-другому. До сих пор он находил в ее присутствии и в ее речах эстетическое развлечение, которое рефлексивный человек склонен искать в эпизодическом общении с хорошенькими женщинами. Его отношение к ней было отношением восхищенного наблюдателя, и ему было почти жаль обнаружить в ней эмоциональную слабость, которая могла бы помешать осуществлению ее целей. Но теперь малейший намек на слабость стал самым интересным ее свойством. Этим утром она предстала перед ним в легком беспорядке; ее лицо побледнело и изменилось, но то, что она чуть подурнела, придало ей трогательное очарование. «Именно так она выглядит, когда она одна!» – была его первая мысль; и вторая: как она изменилась, когда появился он. Это был опасный момент в их отношениях, ведь теперь ее симпатия к нему была очевидной и несомненной. Под каким бы углом он ни рассматривал их расцветающую близость, он не мог воспринять это сближение как часть ее жизненных планов; но оказаться непредвиденным элементом в карьере, столь точно рассчитанной, – такой поворот мог взволновать даже человека, отказавшегося от чувственных
