беспокойно спросил себя, зачем он тут. Вдруг поднял голову. Родитель пристально смотрел на него. Его сухое, изборождённое морщинами аристократическое лицо находилось на границе темноты – света камина и это лицо отца – бледная кожа, седые волосы…Красные сосредоточенные глаза, в блестящих зрачках которых, отражались рыжие искры.
– Ладно, время не ждёт, – надтреснуто сказал, наконец, он.
– Тишина эта мне знакома…Она перед бурей. Но скажи, о чём ты думаешь, сын?
– О чём и ты, о « ночи длинных ножей» …Фюрер сделал это…
– Это сделал не Гитлер, – резко отрезал барон. – Да, он глава нации и властитель дум…Но, имел ли он власть над произошедшим? Убеждён, им руководило нечто сильное и дикое…
– Ах, перестань! Умоляю, отец, – с досадой протянул Отто. – Вредная тема, мне надоело слушать эту ересь, когда наш дом полон гостей…Но сейчас мы одни, и, право, я хочу, чтобы ты позабыл о существовании мира духов. Твой спиритизм, признание жизни « духов» умерших и возможность общения с ними через посредство медиумов…в роли коих выступают отпетые шарлатаны и цыганская нечисть…
– Ты мне не веришь? – грозно и требовательно вопросил отец.
Он промолчал, но лишь из такта и уважения к сединам отца.
– Пусть так…Но Богу, ты молишься?
– Причём тут Создатель? – Отто вскинул брови, с нескрываемым удивлением, глядя на отца. – Конечно, да. Но это…совсем другое дело.
– Разве? Без Тьмы нет Света. Без Зла – Добра. Подумай ещё раз, сынок. Вспомни, в чём ты мне признался сам…Ты играл в покер, не так ли? Ставки были высоки, это было в нашем доме, ну, вспоминай! Две-три недели назад. Меня навестили старые друзья из Баварии…Ты играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
– Я помню. Баварский министр юстиции Гюртнер с женой, герр полковник Россбах, генерал Зейссер…и что же?
– А помнишь, последнюю сдачу? Я видел, – барон утвердительно кивнул головой, – ты, мальчик мой, закрыл на секунду глаза, ведь так? И только потом взял последнюю карту.
– И?.. – Отто был поставлен в тупик.
– Какому духу, ты, молился тогда?
– Я…я…Ах, вот ты о чем? – Он сдавил подлокотники кресла, словно был на допросе в гестапо, и вдруг рассмеялся. – Сущий пустяк. Я попросил удачу у духа Зигфрида, чтобы он послал мне туза. Но это совсем другое. Прошу прощения, я, один шут, никак не возьму в толк, к чему ты клонишь?
– А теперь слушай, мой мальчик! – глаза старого барона сузились, голос заговорщицки стал тих. – Знаешь ли ты, кому поклоняется наш вождь?
Они оба, не сговариваясь, посмотрели на большой портрет фюрера, верноподданнически висевший на каминной стене. Фюрер на сём броском полотне, написанный маслом, широким, атакующим мазком, – был убедительно хорош: решителен, несгибаемо крепок, с неистовой одержимостью в стальных глазах, словно демонический рыцарь, готовящийся к битве.
Сверхъестественно! Но, Отто
