style="font-size:15px;"> Девушка была рада такому решению, она чувствовала, что кузнец хороший человек. Это было наилучшим вариантом её ближайшего существования. Она схватила мешочек с деньгами и пошла на базар. Кузнец подошёл к окну, глядя ей вслед в сомнении, вернётся ли она обратно. Он надеялся, что вернётся…
Рыночная площадь была небольшой, но в этот воскресный день она была заполнена людьми и торговцами самых разных товаров. У забора стояла старушка, она держала на привязи пять коз разной окраски и лохматости. Уловив интересующийся взгляд девушки, старушка начала расхваливать свой товар.
– Уступлю, забирай эту пятнистую, тебе ж не разводить?
– Нет, мне б для молока…
– Для молока, как раз пойдёт, эта молоденькая, беленькая.
Наташа заплатила немного меньше, у неё ещё оставалось несколько монет. Кузнец обрадовался, завидев Наташу, ведущую упирающуюся козу, ещё он был удивлён честности девушки оставившей сдачу на столе. Рано утром, только рассвело Наташа, вела козу пастись на луг, там она рисовала или читала обветшалую книгу, найденную в доме кузнеца. Кузнец работал до вечера в кузнице с перерывом на обед, спать ложился рано и часто уезжал в город на ярмарки продавать кованые изделия и оружие. Когда его не было дома, Наташа не могла заснуть, иногда её пробирала тревога, и каждый раз по возвращению она кидалась ему на шею с поцелуями в щёки. Но однажды она поцеловала его, так как может целовать лишь зрелая женщина.
Было очень холодно, шёл снег. В этот год, февраль был трескуч морозами. На миг я представила, как сейчас зябко в пансионе, вспомнила девочек. Вспомнила, как грела руки Кудряшки своим дыханием, какими посиневшими выглядели в тот момент её ногти, когда её вывели из подвального помещения, изолятора для ослушавшихся. В нём была, лишь деревянная скамья и малюсенькое окошко, иногда дневное наказание скрашивалось присутствием крысы. Мы долго не возвращались к теме моего прошлого, но этот вечер был таким тихим и снежным, что в каждом пробудилось чувство ностальгии. Крупные хлопья нежно ложились на резной подоконник маленького окошка, носки из козьего пуха приятно согревали ноги.
– Как ты оказалась в пансионе?– спросил Кузнец, не отрывая взгляд от чашки с чаем.
– После смерти отца, мачеха избавилась от меня. Она ссылалась на моё странное поведение, говорила, что не может справиться со мной. Несколько раз показывала меня врачу. Он сказал, я больна. После смерти отца я перестала рисовать, постепенно я перестала говорить. Что я могла сказать тем, кто меня не слышал, а только хотел избавиться?
– У неё были дети?
– Да, двое.
– Это действительно тяжело для женщины…
– Ты жалеешь её?
Он промолчал. Мне стало немного обидно, хотя он не знал, что у этой женщины было огромное состояние, причём принадлежавшее по закону мне. Об этом больше не стоило говорить и мы переключились на поедание бубликов с чаем, но я всё ещё продолжала думать о том, какая огромная
