Степана и направилась в свою постель.
Его лицо всегда украшала седая щетина, я как то и не могу вспомнить его бритым, густые брови закручивались, что-то очень доброе и теплое едва заметное окружающим скрывалось за его молчаливым видом. Он никогда не ругал меня и не обижал, его редкие, но резкие высказывания воспринимались всегда без обиды. Наступила осень. Меня ждала монастырская школа в поселке за 200 верст отсюда. Я была рада переменам, всё во мне трепетало. Я делала беззаботный вид до последнего дня перед отъездом, Степан не предполагал, что мои вещи были собраны ещё две недели назад.
Теперь у меня были документы, торжественно врученные мне Степаном. Меня звали Наталья Сокольская, 23.03.1855 года рождения и мне сейчас девятнадцать лет. Документы были настоящие, но в них верным был лишь год моего рождения.
– А фамилия, видимо в честь деревни?
– Ага.
– Фантазия мужчин явно отстаёт от женской! Спасибо тебе за всё!– Наташа бросилась на шею кузнецу и крепко обняла, прошептав сквозь слезы – Я буду скучать по тебе …
Моё обучение в монастыре монотонно тянулось. К учащимся относились нормально. Питание в основном было постным и простым, форма одежды у всех одинаково мрачно – монашеская, только обувь должна быть своя. Я приезжала в поселок к Степану, раз в две недели, со временем мои визиты сократились, потому что моё время пребывания у Степана длилось всего полдня, всё остальное время занимал проезд и сон, да и такое путешествие обходилось недёшево. Мне часто бывало стыдно брать от него подарки, поэтому я попросила покупать мне лишь обувь, по необходимости. В монастыре были каникулы два раза в год, весь июль и десять дней начиная с Рождества. Чтобы получить документ об образовании, мне нужно было проучиться три года, затем я могла наняться на службу. Мои первые летние каникулы прошли замечательно в удельной деревне Соколово на речке. Я буквально не вылизала из воды. Степан был мне как всегда рад. Зимой я вновь приехала. Степан взял меня с собой на праздничную ярмарку. Ярмарка длилась неделю, морозы были необычно трескучими, река заледенела так, что через неё можно было спокойно переехать на груженой повозке. На том берегу развернулось обширное гуляние с различными игрищами. Я смеялась от души, как маленькая, играя в снежки с ребятнёй. Ещё меня порадовали ледовые горки и ничего, что валенки мои промокли от попавшего внутрь снега. Я уже разгоряченная движением, этого не замечала. Следующий день прошёл в бреду. Жар, подскочивший ночью, продолжался ещё два дня. Степан, закутав меня в шкуру, погрузил в полудреме в свою повозку, оставив товар на приятеля, и повёз домой. Мы ехали той же дорогой, вернее по льду. Я услышала сухой хруст и ржание лошади сквозь сон. Еле открыв глаза, я увидела серое небо. Холодный пушок снега падал мне на лицо, отчего по всему моему телу прокатывался озноб. Степан что-то бубнил, лошадь неистово ржала, повозка дергалась то вперед, то назад. Наконец после пронзительного крика лошади я почувствовала, как меня резко скинули с повозки, я ударилась локтем и затылком об лёд. Приподняв голову, я увидела тонущую
