непроизвольно понижаю голос, словно меня подслушивают.
– Слушай, Закке… тут сегодня ночью одну девушку убили.
В трубке становится тихо.
– Шутишь?
– Нет, правда.
– То есть на… э-э… этих твоих шхерах?
– На Буллхольмене, да.
– Но… за что?
Сидя на диванчике, я пожимаю плечами. Глупо, конечно, ведь Закке не может этого видеть.
– Ее парня задержали. Я так понимаю, что полиция думает, это он утопил ее. Им обоим по девятнадцать лет. В смысле, было. С ума можно сойти.
Я слышу, как Закке зовет Юнатана и повторяет ему все то, что я только что рассказала. При этом голос Закке звучит излишне драматично, а рассказ приправлен деталями в духе «Силла говорит, что весь остров в шоке» и «ее глаза были широко распахнуты, когда ее нашли». В ответ доносится хриплый голос Юнатана с различными вариациями на тему «Ах ты боже мой».
Я улыбаюсь себе под нос. И чувствую, как же сильно соскучилась по ним. Соскучилась по их стряпне, душевной теплоте и их квартире на площади Марияторьет. Я соскучилась даже по Грете Гарбо, которая тявкает на заднем плане. Грета Гарбо – это их новая собака, хотя чаще всего мы зовем ее просто Грета. Ей уже скоро год, жизнерадостная болонка породы гаванский бишон. Это Юнатан настоял на том, чтобы завести собаку, хотя Закке больше всего на свете мечтал, чтобы ни в доме, ни в жизни не было лишних помех. Но Юнатан не сдавался, и когда Закке увидел этого щенка, то влюбился в него с первого взгляда. У Греты Гарбо были большие глаза, мягкая густая шерстка, и вообще она выглядела так, словно была специально создана для того, чтобы ее любили. Но стоило фру Гарбо переступить порог квартиры на Марияторьет, как она показала свое настоящее лицо. То бишь морду. Каждый день ее выворачивает наизнанку, в основном на ковер, еще она любит кусать за ноги и писать предпочитает внутри дома, а не снаружи. На паркете есть даже царапины, появившиеся после того, как Юнатан пытался вытащить Грету на улицу, чтобы она справила свою нужду на земле, а не на полу. Но если уж завел собаку, то от нее никуда не денешься. И потом я думаю, что Закке полезно о ком-нибудь заботиться. «Черствый снаружи, но мягкий внутри», – подшучиваю я над ним, что его ужасно злит.
– Как же это неприятно, Силла! – говорит он наконец.
– Да. Ужасно. Но моя соседка – ее зовут Рози – так вот, ее сын работает в полиции Наки. Так что я чувствую себя в полной безопасности.
– А. Полицейский. Чудесно…
Я фыркаю. Закке питает слабость к мужчинам в униформе. И млеет перед каждым встреченным им полицейским или пожарным. В общем, перед всеми, кто так или иначе спасает людей.
– Только на нем не было полицейской одежды, – добавляю я.
– О, вы так далеко с ним зашли?
– На нем была одежда. Но не форма.
– Жаль. Он хоть симпатичный?
Я улыбаюсь. На долю секунды мысленно вижу перед собой белую рубашку. И проглядывающую под ней загорелую кожу. Адам оказался большим. Не слишком высоким, но все равно большим. То есть хочу сказать, что темно-синий костюм не болтался на нем, а сидел как влитой на его
